Язык фотографии

Рыцари Фотографии

 фотограф Карл Булла

17. Джулия Маргарет Камерон. Гениальный дилетант

Мое познание Джулии Камерон началось с поверхностного мнения Анри Вартанова, изложенного, в частности, в книге  «От фото до видео» (6, 134)

Все одновременно необычно и пошло: обеспеченная семья, увлечение фото в солидном возрасте. Много выдающихся друзей и знакомых из истеблишмента. Камерон пренебрегала хрестоматийными правилами фотографии и портрета, так как экономическая независимость позволяла ей плевать на условности. Камерон снимала великих людей того времени. Делала это дилетантски – некачественно и малохудожественно. Коллеги-профессионалы плевались на труды Джулии, считали ее ненормальной, наглой и хитрой.

Действительно, Камерон «вписалась» в историю творческой фотографии как портретист, чьими моделями были исторические личности. И все же… почему так прелестны фотографии Камерон, на которых изображены незнаменитости?.. А ведь многие современники над ее «костюмированными сценами» откровенно смеялись!

Их прелесть я стал познавать позже, когда захотелось возвращаться к произведениям Джулии Маргарет еще и еще. В большой мере Камерон занималась «фотографическим примитивизмом». Я бы сравнил Камерон с Анри Руссо (в живописи).

Когда я стал узнавать детали биографии этой женщины, проникся к сей особенной симпатией. Родилась она в Индии, в Калькутте (в 1815 году, в сущности, она была современником наших Пушкина и Лермонтова)), в 23 года вышла замуж за успешного юриста. Когда семья вернулась в Англию, Джулия «закрутила мельницу» знакомств и вскоре обросла богатыми связями. У Камерон было шестеро своих детей, пятеро детей умерших родственников и одна девочка из нищей семьи. Всего Джулия воспитывала десять детей! Тем не менее, Джулия успевала сочинять стихи, занималась переводами, вела титаническую переписку. Деятельная она была женщина… На фотографическом портрете Камерон выглядит изможденной, усталой. Видимо, она уже была больна, когда фотографировалась…

В 60-х годах выросшие дети стали покидать родной дом один за другим. Мужа вновь отправили в Индию. И старшая дочь (она булла уже замужем) прислала матери, дабы она чем-то скрасила одиночество, фотографическую камеру. Подарок дочь выбрала не случайно, ибо мать часто, глядя на фотографические портреты, утверждала, что сама наверняка сделала бы лучше. Джулии было 48 лет. По простенькой брошюре Джулия самостоятельно освоила мокроколлоидный процесс и приступила к фотографическим опытам. Первый свой портрет девочки Анни она сделала в январе 1964-го. В феврале того же года она подарила знакомому художнику толстенный альбом своих фоторабот.

С самого начала Камерон в обычай взяла небрежность: многие негативы очень скоро были утрачены из-за нарушения технологии обработки. Только через много лет некоторые искусствоведы заключили, что нерезкость, «куцеватость» фоторабот Камерон – намеренный прием автора. Джону Гершелю она писала: «Надеюсь поставить свое искусство выше привычной топографической фотографии, типа изготовления карт или детальной передачи линий и форм…» И еще: «Хочу одухотворить снимок и сохранить в нем характер и свойства Высокого Искусства за счет сочетания реального и идеального, не умоляя истины, при максимальной преданности поэзии и красоте».

Большинство тогдашних специалистов называли работы Камерон «неуклюжими ученическими поделками». Впрочем Льюис Кэрролл замечал, что «несмотря на то, что ее работы сделаны Нерезко, некоторые очень таинственны, некоторые просто таинственны». В 1866 году Камерон «подтянулась» в техническом плане и ее приняли в члены Лондонского фотографического общества. Портреты известных людей работы Джулии ценились. Ее опыты «костюмированных фотокартин» моделями в которых служили родственники и знакомые Камерон, продолжали заставлять снисходительно улыбаться мэтров. Считалось, Камерон нагло попирает границы фотоискусства, пытаясь скрестить ужа и ежа. Природа Кммерон интересовала настолько, что известен только один пейзаж ее работы, «Горный водопад на Цейлоне».

Вот, собственно, и все, что я хотел сказать о личности Художника Джулии Маргарет Камерон. Взгляните на ее "костюмированные композиции":

Как говорится, "на любителя". Лично я знаю, почему они мне нравятся: Камерон в своих работах аутентична самой себе. Она не врет, ибо таков ее внутренний мир: непротиворечивый и гармоничный. Джулия и в самом деле отчасти существовала в своих фантазиях, которые желала воплотить в фотоработах.

И еще один момент. Мне неважно, какие мысли хотела высказать в своих фотографиях Камерон, какие сюжеты она разыгрывает. Мне интересно наблюдать людей, которых она сняла. Понимаю, что спокойствие в их лицах обусловлено длительной экспозицией. Возможно, из Камерон вышел бы неплохой живописец. Но она вошла в историю мировой культуры как спорный фотограф. Что еще важно: Камерон умела расположить своих моделей. Если они на фотографиях глядят на мир с любовью, знайте: они так глядят на Джулию Маргарет Камерон, а ни на кого иного.

Это потом придумали soft focus и прочие гламурные штучки. Приемы нерезкости Камерон использовала не потому что хотела "закосить" под кого-то. Она хотела отразить "душу" модели, передать "дыхание жизни". Мне думается, Джулии это вполне удавалось.

18. Эжен Атже. Обычный городской сумасшедший

Атже пятнадцать лет ходил на торговых кораблях, потом играл на сценах провинциальных театров, после безуспешно пытался освоить живопись. В возрасте 42 лет он увлекся фотографией. Приобрел тяжеленную камеру, приспособленную для съемки на пластинки 18х24 сантиметра, на Монпарнасе оборудовал крошечную мастерскую. И все бродил, бродил по Парижу со своей деревянной «дурой» и снимал, как тогда считали, всякую нелепую дребедень:

Всего, как теперь посчитали, Атже за свою 29-летнюю фотографическую карьеру сделал около 10 000 фотографических снимков на стеклянных пластинках. Он предлагал подборки своих фотографий продавцам книжных магазинов и букинистам, но чаще продавал фотографии сам, с годами обзаведясь солидным кругом как постоянных, так и разовых покупателей. В общем-то чудак Атже не жировал, но с голоду все же не пух. Счастливый он был человек, ибо до смерти занимался любимым делом!

Как пишет Владимир Никитин (на ресурсе photographer.ru), «Атже был одним из многих коммерческих фотографов Парижа, которые зачастую делали похожие снимки, особенно это касалось достопримечательностей города. Они, как и Атже не претендовали на то, чтобы их снимки назывались произведениями. А он, как и они, зачастую просто фиксировал бесконечность объектного мира, окружавшего его. Но что-то все-таки выделяло его снимки из общего потока фотоизображений тех лет, если время выбрало его. А мы – сегодняшние зрители, – спустя вот уже сто лет, также выбрали из множества изображений именно его и продолжаем внимательно вглядываться в них, пытаясь понять механизм их притягательной силы». 

Да, в большинстве случаев Атже фиксировал Париж трущоб, притонов и помоек. Но, как отмечают специалисты, фотопластинки его отличались исключительной качественностью изготовления, и, хотя Атже почитали за городского сумасшедшего, даже современники отмечали в отпечатках Атже «определенное поэтическое видение».

Атже перепадали и выгодные заказы; например, он для Архива Франции создал обширную фотоколлекцию исторических зданий и памятных мест Парижа. Или по заказу одного автора, написавшего книгу о парижских проститутках, сделал серию снимков соответствующих кварталов Парижа. При входе в дом на Монпарнасе, где на пятом этаже находились квартирка и лаборатория фотографа, висела табличка: «Атже – документы для художников». Он снимал заказные виды для монографий, альбомов, статей в журналах и просто для последующих прорисовок в живописных произведениях. Художники ценили фотоработы Атже, так как они отличались хорошей проработкой деталей. А еще Атже много ходил и снимал просто так – для себя. Он ведь считал себя летописцем великого города!

После смерти Атже (как многие гении, скончался он в одиночестве, всеми забытый)  владелец дома хотел выбросить архив на свалку. Но художники спасли 8 000 стеклянных негативов, выкупив их у владельца. Некоторая часть негативов была переправлена в Нью-Йорк, с них сделали качественные отпечатки и устроили выставку, которая произвела подлинный фурор. В те годы (начало 1930-х) фотография была в моде и новые элементы фотоязыка, открываемые тем или иным автором, будоражили мир творческих людей.

В чем особенности языка фотографий Атже? Америка 30-х была потрясена кристальной чистотой этих фотографий, их простотой, преданностью француза «искусству факта». Примитивные сюжеты, отсутствие необычных ракурсов (в те годы модных), внимание к деталям. Атже прозвали «отцом документальной фотографии». Откровение, которое повергло мир художников и фотографов в шок, состояло в том, что оказывается для художественности вовсе не обязательно ухищряться в построении композиции или выборе сюжета. Снимающему зачастую просто достаточно пристально всмотреться в натуру, а после старательно зафиксировать ее на фотопластинке (пленке, флешке – варианты прилагаются).

Цитирую опять же Владимира Никитина:

«Как сформулировать феномен притягательной силы его фотоснимков? Как дать ему определение? В 1930 году молодой американский арт-дилер Жульен Леви, один из тех, кто принял активное участие в популяризации творчества парижского фотомастера, писал своей знакомой о впечатлениях от знакомства с коллекцией Атже: «Фотографии подарили мне божественное лето … нет ничего лучшего, что бы я мог сейчас себе пожелать, чем окружить себя отпечатками Атже, каждый новый, что я открываю для себя (а их тысячи), есть настоящее откровение».

Что же так пленило молодого, но уже искушенного в тонкостях изобразительного искусства американца? Предельная простота и ясность изображения, бесхитростность сюжетов, удивительная адекватность формального решения и одновременно некий налет сюрреальности – неочевидность замысла и таинственность состояния».

Я сформулирую «ключ» к фотоязыку Атже: надо искренне любить то, что снимаешь досконально знать объект и его свойства. Надо уметь «остаться в стороне», не навязывать зрителю свою точку зрения на сюжет. Вот, собственно, и все. Вот еще работы Атже:

Вальтер Беньямин в работе «Краткая история фотографии» писал:

«Атже был актером, которому опротивело его ремесло, который снял грим, а затем принялся делать то же самое с действительностью, показывая ее неприкрашенное лицо. Он жил в Париже бедным и безвестным, свои фотографии сбывал за бесценок любителям, которые едва ли были менее эксцентричными, чем он сам, а не так давно он распрощался с жизнью, оставив после себя гигантский опус в несколько тысяч снимков. Береник Эббот из Нью-Йорка собрала эти карточки, избранные работы только что вышли в необычайно красивой книге. Современная ему пресса "ничего не знала об этом человеке, который ходил со своими снимками по художественным мастерским, отдавая их почти даром, за несколько монет, часто по цене тех открыток, которые в начале века изображали такие красивенькие сцены ночного города с нарисованной луной. Он достиг полюса высочайшего мастерства; но из упрямой скромности великого мастера, который всегда держится в тени, он не захотел установить там свой флаг. Так что кое-кто может считать себя открывателем полюса, на котором Атже уже побывал." В самом деле: парижские фото Атже - предвосхищение сюрреалистической фотографии, авангард одной-единственно действительно мощной колонны, которую смог двинуть вперед сюрреализм. Он первым продезинфицировал удушающую атмосферу, которую распространил вокруг себя фотопортрет эпохи упадка. Он очищал эту атмосферу, он очистил ее: он начал освобождение объекта от ауры, которая составляла несомненное достоинство наиболее ранней фотографической школы…

…Его интересовало забытое и заброшенное, и потому эти снимки также обращаются против экзотического, помпезного, романтического звучания названий городов; они высасывают ауру из действительности, как вода из тонущего корабля».

Представьте себе: Беньямин считал, что Атже – «предвосхититель сюрреализма»! Как так – «отец» одновременно сюрреализма и документализма? А так обычно и бывает в жизни: противоположности на самом деле как раз и являются ближайшими родственниками. Как раз работы Атже тем и притягивают, что в них прячется какая-то тайна.

Анри Картье-Брессон про этого странного гения сказал: «…познакомился с работами Атже, фотографа с трагической судьбой, и они произвели на меня на столько сильное впечатление, что, наверное, под их влиянием я и купил свой первый фотоаппарат». (С сайта ХЭ, «Решающий момент»)

19. Анти-Картье-Брессон

Из Анри Картье-Брессона сделали «икону» фотожурналистики и мировой творческой фотографии вообще. Естественно, каждый художник подспудно мечтает стать «образцом» и обитателем учебников и онтологий (не сам, конечно, а в форме своих произведений). Хотя, причисление к лику  «классиков» не всякого обрадует. «Классик» значит «непреложный авторитет»,  предмет ритуального почитания… но не обожания!

Сколько в мировой культуре накопилось, к примеру, «писателей-классиков», книги которых собирают пыль на библиотечных полках! А читает народ Дюма-отца, Джека Лондона, Агату Кристи, Ремарка… В мировой фотографии «классиков» почти что и нет. К таковым можно причислить Стиглица, Адамса, Смита. В общем, плеяду американских фотомастеров, которые в сущности и задавали в первой половине прошлого века тон в мировом фотопроцессе. Фотографы легендарного парижского кооператива фоторепортеров «Магнум» творили не без американского влияния, но в сущности они развивали «французскую» школу фотожурналистики, которую (как утверждал сам Картье-Брессон) создал святой чудак Эжен Атже.

Именно из-за умения держать руку на «пульсе жизни» - такой непредсказуемой и противоречивой –Атже, Картье-Брессона, Капа, Дуано я не могу причислить к «классикам». Они живые, я бы сказал, трепещущие, ранимые. Но миру нужны иконы, как пел Булат Окуджава, «нужно на кого-нибудь молиться»! Капа «поймали» на постановке (доказано, что «Смерть республиканца» - всего лишь талантливая имитация смерти). А Картье-Брессона ни на чем не пойман, он номинально «святой».

Для меня загадкой оставался один факт из творческой жизни Картье-Брессона: последние тридцать лет соей жизни он не снимал. Человек, которого не мыслили без фотоаппарата в руках, который даже на свои чествования приходил в «Лейкой» на шее. А тут, считай, закинул свои «Лейки» (черный цвет которых придумал сам) на полку – и пусть пылятся! Занялся живописью… Полотен Картье-Брессона, я, кстати, что-то не вижу, «классиком живописи» маэстро пока не стал.

Ирина Чмырева в статье «Оставшимся в сумерках» (ресурс photographer.ru) пишет:

«Он уже много лет не снимал фотографий. Рисование, неудовлетворенная в молодости страсть, находила выход в последние годы. Он мог просто присутствовать, необязательно на вечеринке агентства MAGNUM, просто жить, и этого было достаточно, чтобы испытывать удовлетворение и стабильность всем, а если не всем, то многим — всем тем, кто был вовлечен в мир фотографии. Он ушел. С ним закончилось нечто. Он не был первым. Он родился в эпоху, когда фотография уже вошла в каждый дом, уже его первый день рожденья был отмечен множеством фотографий его самого в пеленках, родителей. Но потом он вырос. И началась эпоха Картье-Брессона…»

Посмотрите несколько фотографий маэстро, сделанных в нашей стране:

Одна из них, к примеру, украшала обложку американского журнала, сообщая Западу, о том, что и "царстве зла" живут обычные, живые люди:

Мне кажется, ключевая особенность языка Картье-Брессона вот, в чем: он умел ловить момент, в котором жизнь буквально трепещет! Не случайно "культовый" текст, исповедь автора называется "Решающее мгновение". Хотя, ряд фотографических произведений из тех, что я здесь представил, если бы не авторство Анри, вряд ли бы привлекли внимание широкой публики. Может быть "гениальное чутье маэстро" - миф? Как и у всех мастеров объектива, есть и у "иконы" удачные и разные карточки…

Понятное дело, я намеренно не поместил лучшее, так сказать, каноническое. Но ведь и эти фотографии были опубликованы в книгах, в журналах.

О Картье-Брессоне в Сети титаническое количество информации. Просто океан. Добавлю в океан еще несколько капель: приведу фрагменты интервью, которое взял у маэстро Виктор Ахломов (опубликовано в газете «Вечерний клуб» 30.10.1993 года).

« - Что для вас фотография и фотокамера?

- Открытие мира путем зрительных образов – вот что для меня наше дело. Удачный снимок доставляет мне духовное и даже физическое наслаждение… техническая сторона нашего дела – не самое основное и сложное. Необходимо сопереживать вместе с героем, с объектом снимка, искать момент истины! Терпение, фантазия, дисциплина ума, чуткость и находчивость – тогда фотография становится искусством…

…в современной фотографии я выделил бы два течения. Первое: с помощью оптики, техники и химических процессов фототехнари стараются поразить воображение зрителя броской формой, оригинальностью композиции. Второе: с помощью фотокамеры делают открытия в нашей будничной жизни. Мне по душе второе направление: искренние, строгие и лаконичные фотокартины по композиции и ясные по замыслу…

- Мистер Анри, дайте читателям «Вечернего клуба» несколько советов: как научиться делать удачные снимки, стать хорошим фотографом?

- Вообще-то путь к мастерству долог, годы и годы, вам это известно не хуже чем мне. Убежден: 20-летний молодой репортер с фотокамерой сразу стать мастером не может, как бы ни был даровит. Сначала необходимо кое-что узнать о жизни. Научиться любить, научиться делать выбор, научиться быть всегда самим собой, жить полной жизнью, во многом разбираться, уметь задавать себе вопросы… Не верю в фотографические школы. Мало просто нажать на кнопку. Фотожурналист должен знать зрительную грамматику. Самым важным в снимках считаю настроение, эмоцию, а лучше страстность…

…Фотография по сути разновидность рисунка. Рисунка через объектив. Как правило, в видоискателе фотоаппарата видишь эту картину, этот рисунок один раз и очень недолго: «клик-клак», и она (он) уже на пленке. Думаю, что очень часто это «клик-клак» бывает инстинктивным. Но и в сотую долю секунды фотограф стремится выразить свое отношение к чему-то. Или даже свое чувство, которое он, вполне вероятно, давно вынашивает.

- Вы говорите: «хорошая фотография». Какую фотографию можно считать хорошей?

- Ту, которая передает эмоцию данного мгновения наиболее пластично. В доли секунды нужно одновременно осознать значение события и взаимосвязь визуально воспринимаемых форм, которыми передается это событие».

Я вижу живого сомневающегося человека (спасибо Ахломову за умение раскрыть собеседника!). Хочется противоречить не Картье-Брессону, а тем, кто возносит маэстро на свой щит, пишет его имя на своих хоругвях. Мне хочется понять мотивацию человека, который бросил снимать в относительно еще нестаром возрасте (в 60 лет). Таковой я не нахожу.

Посмотрите на фотографические работы Картье-Брессона, сделанные в разное время:

И опять же это "другой" Картье-Брессон, по некоторым карточкам которого надо бы учиться тому, как НЕ НАДО СНИМАТЬ.

Надо ли вообще учиться снимать КАК НАДО? Чтобы эксперт посмотрел на ПРАВИЛЬНУЮ фотографию, сказал: "Да-а-а-а… шедевр!", и люди поняли бы: "Классик…" Ну, и отвернулись. Пошли бы смотреть порносайты, или таблоиды, или дилетантские "фотожабы". Они прикольнее!

Язак Картье-Брессона тем и хорош, что он неправилен! Такова и сама жизнь. Мне думается, у маэстро надо учиться только одному искусству: любви к жизни. А если любовь - не навык, а дар? Вот тут-то и загвоздка…

Приведу фрагменты из текста Картье-Брессона «Решающий момент» в переводе Владимира Жарова (опубликовано на ресурсе ХЭ). Он сопровождал альбом избранный фотографий Картье-Брессона «The Decisive Moment Henri Cartier-Bresson». По сути, это замечательные, емкие афоризмы:

«…я продолжаю себя считать фотолюбителем, дилетантом.

Из всех средств изображения только фотография может зафиксировать такой точный момент, мы играем с вещами, которые исчезают, и когда они исчезли, невозможно заставить их вернуться вновь.

Сюжет существует, хотя бы потому что сюжет, содержание, есть во всем что происходит как в мире который нас окружает, так и в нашем внутренним мире.

…факты сами по себе не представляют большого интереса, важно уметь выбирать факты, выхватить из их бессмысленного нагромождения настоящий факт, в котором сконцентрируются глубокие отношения к реальности. Это и будет сюжет.

По моему мнению, сложная аппаратура и режиссура мешают произойти фотографическому чуду, тому самому моменту когда «птичка вылетает».

Люди хотят остаться «жить вечно» в своем портрете, через портрет они обращаются к своим потомкам, желая продемонстрировать свои лучшие черты. Это желание часто смешано с некоторым магическим страхом - быть пойманным.

Между всеми портретами, сделанными одним фотографом, вырисовывается определенная схожесть, так как это связано с психологической структурой самого фотографа.

Фотографирование - это нечто вроде предчувствия жизни, когда фотограф, воспринимая меняющуюся пластическую информацию, в доли секунды захватывает выразительное равновесие, вдруг возникшее в бесконечном движении.

Я надеюсь, что мы никогда не будем жить в мире, где торговцы будут продавать видоискатели с выгравированными на них композиционными схемами».

Практически, дожили (Г.М.)…

«…квадратный формат (видоискатель) в подобии своих сторон стремится к статике, впрочем, квадратных сюжетов в жизни почти не встречается.

Часто говорят о «поэтике фотографии», но единственная поэтика, которая существует - это поэтика геометрии композиции».

На словах все красиво. Посмотрите еще несколько фотографий маэстро:

В общем-то, придраться есть, к чему… Но стоит ли? Я это все к чему: в творческой фотографии нет "святых". Такова особенность этого занятия. Я лично считаю, что подлинный Учитель фотографа - Природа. Позже я буду говорить на эту тему (что такое - "учеба у Природы") подробнее.

 И последнее соображение. Если в среде весьма далекой от «фотографических заморочек» заходит речь о фотографии ,задайте влет вопрос: «Назовите, пожалуйста, тройку самых великих фотографов…» Обычно, не могут назвать ни одного. Или вспоминают советских фотомастеров типа Альперта или Бальтерманца. Картье-Брессон (даже его имя!), вообще-то знаком немногим.

Об этом надо помнить. Фотография - занятие, в котором авторство вовсе не поставлено во главу угла. Люди чаще запоминают хорошие фотографии, но не имена. Что в имени тебе моем… смотри на мои работы!» - так хочется перефразировать классика.

Картье-Брессон на самом деле (мне так думается) – «фотограф для фотографов». Дилетантов его фотографии особо не впечатляют. А надо ли вообще впечатлять-то? Может, просто радовать новыми работами?

20. Хельмут Ньютон. Люди и манекены

В один год (2004-й) ушли два великих фотографа Ньютон и Картье-Брессон. Две неизменных «фотографические величины» прошлого века.  И такие разные… Картье-Брессон творил разнообразно, но никогда не «насиловал» натуру, не разыгрывал эпатажных сцен. Ньютон два этих действия поставил во главу угла своего метода.

Язык фотографий Хельмута Ньютона построен на провокации, в которой, собственно, провокатором выступают фотограф и его модель (причем, всегда они выступают в одной «команде»), а провоцируемыми являемся мы, зрители. Если модели в фотографических работах выглядят как манекены, это означат, что и они ТАК ЖЛАЮТ выглядеть, и фотограф этого хочет.

В ряде работ Ньютона просматривается откровенная насмешка автора над миром гламура, который по сути и есть «силиконовая реальность». Это сатира, игра, в которой, кстати, очень любили участвовать знаковые персонажи бомонда. Ньютон в значительной мере был деятелем шоу-бизнеса (а разве фотография – не одно из средств PR в любой форме?..), «стать моделью у Ньютона» означало для «звезды» попасть на страницы (а то и на обложку!) модного журнала, а, значит, увеличить свой вес в этом зубком мире больших и маленьких, пожирающих друг друга «рыб», иначе называемом «La dolze vita».

Проще говоря, Ньютон в своих фотоработах говорит правду о том мире, который он знает и в котором является одной из тех самых «рыб». Миру нравится самоирония. В художественном плане фотопроизведения Ньютона весьма сомнительны:

 Продолжение »