Геннадий Михеев

ТАЙНА СВЕТОПИСИ

Эта книжка крайне субъективна. Если Вам неизвестно, кто такой Гена Михеев и с чем его следует кушать - смело стирайте файл. От этого Вы даже выиграете. Особенно – ежели не скушаете Гену Михеева, а покамест пожалеете. Без хотя бы малейшего интереса к автору читать плоды его трудов бессмысленно. А заигрывать с кем-либо, выёживаться ради рейтинга я не намерен.

Это я сейчас применил фильтр.

Вообще говоря, тайна, заключенная в занятии фотографией явно раскрыта не будет. По крайней мере, мною. Но хочется порасуждать, попытаться понять, почему мне лично нравится то или иное фотографическое произведение. В конце концов, разобраться, чем меня лично так привлекает светопись. Ведь привлекает же – чего скрывать… Надеюсь, хотя бы попытка будет засчитана.

Я буду говорить преимущественно о фотографиях, которые нравятся лично мне. Четко понимаю: это дело моего индивидуального вкуса, а у каждого из нас свои "лекала". Именно потому и не хочу навязываться - глупо искать себе товарищей на вкус и цвет. Жанр книжки - излюбленный мною: "эссе о фотографии". Прелесть бытия, но так же и основная проблема ценностного самополагания - плюрализм мнений. Истина вообще - в многообразии. Не сомневаюсь, что и тебя, читатель, есть своя, персональная теория фотографии. Ну так, позволь, я представлю свою. Я исхожу из той парадигмы, что, чем более мы образованы и культурны, тем более пристрастны и оригинальны. Именно потому в творческих сообществах так много "боданий" и обид. В особенности, как я заметил, в сообществах творческих фотографов. Кстати, попытаюсь понять в частности и суть этого феномена. 

Очень важно помнить, как ты начинаешь. Тогда, как минимум, есть отправная точка для размышлений. В моем случае, мой роман с фотографией начался в 1972 году. Мне в ту пору было 9 лет, и в подвале дома номер 16 по переулку Огородной Слободы (это Старая Москва, район Чистых прудов, в те времена переулок носил имя большевика Стопани), в диспетчерской ЖЕКа имелась комнатушка, в которой колдовал Фотограф. Его так и звали: Фотограф. Наверное, это был очень старый человек, но с точки зрения мальчика и 50-летний может показаться глубоким стариком. Мне, кстати, сейчас 50 лет. Высокий, всегда в пиджаке, а, если холодно, в сером плаще и шляпе. Эдакий... колдун. Сухощавый, высокий, седой. Я его узнаю в поздних портретах поэта Пастернака. Возможно, Фотограф был евреем. В ту этоху ходила поговорка: «Фотограф – не профессия, а национальность». Само собою, еврейская. Фотолаборатория была похожа на тайную комнату алхимика. Приоткрываешь дверь - а там запахи, странный свет, банки и мензурки... Короче, ощущение сакральности места с налетом инфернальности (конечно, тогда я такого слова не знал, но...).

Нас, пацанов, Фотограф учил заряжать в бачок пленку и печатать при красном свете фотографии. Это сейчас все: "педофил, педофил..." В ту пору мы ничего такого не знали, и ни с чем подобным не сталкивались. Чуть позже я узнал истинную подоплеку внимания Фотографа к детям. Мы, пацаны, лазили по выселенным старым домам и собирали брошенные москвичами вещи. Дома выселяли в больших количествах, москвичей выдавливали в спальные районы, и хламу счастливые избавленцы от коммунального бытия бросали немало. В частности, и старые фотоаппараты. И в моей личной коллекции имелись старые камеры, названия которых я не запомнил, но точно - они были на нерусском языке. Камеры, что я добыл в походах по старым домам, были преимущественно широкопленочные или вообще - кассетные.  То есть, негодные к использованию в технической среде 70-х. Фотограф выведывал у нас, какие фотоаппараты у нас есть, и предлагал поменять на рабочие, современные фотоаппараты. И я свою коллекцию обменял на фотоаппарат "Смена" (вообще-то, старенький, еще и без цифрового обозначения, зато - рабочий), Фотограф, торжественно мне его вручив, пафосно произнес: "Тебя ждет великое фотографическое будущее, мировая светопись обогатится!". Я не знал, что такое "мировая светопись", да и слово "светопись" услышал впервые, но был счастлив, ибо мог по-настоящему снимать. Еще Фотограф дал мне бачек и ванночки. А пленку и химикаты я уже покупал сам, благо это добро продавалось в любом магазине культтоваров – и за сущие копейки. На мое десятилетие мама дала мне 16 рублей, и я купил фотоувеличитель "Юность". Так, в коммуналке на улице Грибоедова 8, в подсобке появилась маленькая детская фотолаборатория, индивидуальная комната алхимика.

А вскоре кто-то (не помню, кто) сказал мне, что я дурак, ибо отдал за копеечную "Смену" великолепные немецкие аппараты, тем самым обогатив не какую-то там "светопись", а хитропопого жулика.  Фотограф - барыга, почти задаром выманивающий у таких идиотов, как я, дорогущую фототехнику. Я не согласен: все эти нерусские камеры уже кто-то выбросил, я их всего лишь подобрал. А фотограф научил меня ремеслу. Разве это не достойная плата?

Ныне, когда функцией фотокамеры обладает любой уважающий себя гаджет, а всякий юзер - практически готовый фотохудожник, актуальность постижения ремесла как-то принижена. Пленку в бачек в темноте сможет зарядить далеко не всякий. Я уже не говорю о том, что почти никто не приготовит грамотно раствор проявителя. Из светописи ушла рутина. Честно говоря, я не верил, что такое случится при моей жизни - все это болтание в ванночках ох, как достало.

Современные цифромыльницы научились сами делать серию снимков, и потом выбирать из них лучший. Скоро научатся еще летать и выбирать эффектный ракурс. Конечно, этим фокусам не сами камеры учатся - их обучают инженеры и программисты. Но тенденция налицо.

Да - из фотографии ушло таинство. Ну, это когда под красным светом на карточке медленно проявляется изображение. Но разве ушла... тайна?   

Все начинается... но - с чего?

Есть в светописи (как в способе получения изображения на материальном носителе) странная, неясная притягательность. Можно ли назвать это Тайной? Сложно сказать... Вглядись в холод стекла фотообъектива - и ты увидишь Смерть. Ну, это при условии, ежели у тебя наличествует "болезненное" воображение, присущее, впрочем, всякому художнику. "Фотоаппарат - киллер трепетного бытия" - слишком, пожалуй, экстремальная метафора.

Танатос (интерес к тайне Смерти) - одно из начал, согласного которому (если верить фрейдистам) мы совершаем, казалось бы, немотивированные поступки. А фотограф в своем творчестве, пожалуй, даже слишком часто действует спонтанно. Фотография, запечатлевая "тот самый решающий момент", делает срез временного потока, и фотокарточка - даже если это всего лишь изображение на мониторе - есть выхваченный фрагмент, пленяющий всполох бытия. Случаен снимок, либо он старательно "докручен" - все одно при созерцании всякой фотографии лично у меня возникает  ощущение некоторого замешательства, будто я - свидетель кражи. Пусть это лишь продукт воровства кусочка жизни живого существа. Этот "урывок" напоминает засушенное насекомое. Все внешние атрибуты налицо, но это труп. Не зря специалисты (например, Андре Базен) утверждали, что в основе фотографии лежит "комплекс мумии". 

Базен писал: "Смерть - это всего лишь победа времени. Искусственно закрепить телесную видимость существа - значит вырвать его из потока времени, "прикрепить" его к жизни". Однако, Базеновская "телесная видимость существа" - отнюдь не жизнь. Мертвецов приукрашают перед похоронами - но вовсе не для того чтобы вернуть жизнь: это способ завуалировать НАШ страх смерти. В этом плане и фотография при помощи средств выразительности и в случае, если фотограф обладает нужной  степенью мастерства, может подарить иллюзию жизни в кадре. Но, за поволокою искусства декоратора... простите, фотографа прячется "мумия бытия ушедшего". Тем более, что искусство (вообще) - вовсе не естество, а его имитация. Иногда, впрочем, - гениальная. Та же "Джоконда" Леонардо - всего лишь плоская картинка. Однако, улыбка этой женщины (да всего лишь - изображение улыбающейся модели...) будоражит умы миллионов на протяжении пяти веков. Одни говорят, что Мона Лиза просто была дурой, иные утверждают: в ту пору были крайне слабые стоматологи... но налицо культ изображения. Существует и культы фотографических изображений, о чем я расскажу позже. 

Базен определял фотографию как "муляж, снятие отпечатка с предмета посредством света", находя истоки онтологии фотографического образа не только в древней практике мумификации, но и в искусстве снятия посмертных масок. До кучи можно добавить еще реликвии и сувениры. Кстати, в православии есть такой род реликвий как святые мощи. По сути, в храмах выставляются на поклонение фрагменты человеческих останков, иногда - мумий. С точки зрения просвещенного атеиста это - дикость. Но не надо это говорить верующему христианину.

Мощи дают ощущение подлинности чуда и присутствия СВЯТОСТИ. Для кого-то – настоящие чудо и святость. Данные технологии переняли и коммунисты, забальзамировав тело Ленина, а позже - Сталина. Заимствована данная практика вовсе не у древних египтян (хотя, мавзолей по своей архитектонике - суть пирамида), а именно у православных. Не для чудес - на труп Ленина не молились - а для эффекта присутствия. Фотография так же обладает этим эффектом. То есть, мы через фото способные ощутить присутствие тени, следа ушедшего. Именно поэтому мы так любим помещать фотографии умерших близких на могильные памятники.

И наряду с этим люди "фоткают", вообще говоря, для удовольствия. Ну, да - мы, снимающие люди, в определенном смысле - тайм-киллеры. Другой вопрос - для чего мы, то есть, человечество, придумали фотографические технологии. 

Объективность фотографии на самом раннем этапе развития светописи как метода фиксации визуальной информации подарила человечеству иллюзию достоверности, которая была развеяна даже раньше прихода цифровой фотографии. Выяснилось, что ради достижения неких целей можно просто-напросто разыграть "жизненные" сцены, применив методы постановки и провокации. Вопрос: для чего? Оказалось - не только для наипущей выразительности, но и для целей коммерческих, и даже политических. Хитрость в том, что фотография - удобное средство манипуляции сознанием масс. Здесь вступают в свои права тонкие социальные технологии. А вы говорите: искусство, чудеса, «машина времени наяву»... 

Средством созерцания Природы, познания реальности фотография является для относительно небольшого круга людей. Таковых как раз и следует отнести к разряду фотолюбителей. Любители фоткать закаты, кисок (двух типов - я имею в виду английское слово "pussy"), птичек являются на самом деле только лишь любителями закатов, кисок и птичек. А фотографические технологии они используют лишь для того, чтобы поделиться своей добычей с окружающими. Это не совсем фотоохота - скорее всего, речь идет о именно о коммуникативной функции светописи. Из Андре Базена:

"...Отражение в мокром тротуаре, жест ребенка... Не от меня зависело различить эти элементы в ткани окружающего мира. Только бесстрастность объектива, освобождая предмет от привычных представлений и предрассудков, от всей духовной грязи, которая на него наслоилась в моем восприятии, возвращает ему девственность и делает его достойным моего внимания и моей любви. На фотографии - этом естественном отражении мира, который мы не умели или не могли увидеть - природа не подражает искусству, но делает гораздо большее: она подражает художнику".

фото Георгия Колосова

По поводу этой фотоработы Георгия Мстиславовича Колосова замечу прежде всего, что она технически несовершенна. Известно, что Колосов снимает через самодельные монокли (их у мастера - целая коллекция). впрочем, это намеренное "зерно" - результат специфической обработки. К слову, Георгий Мстиславович, если верить его крайним интервью, уже и не снимает вовсе - бросил. В этом он сродни Картье-Брессону, который так же во второй половине своей жизни фотографией не занимался, а переключился на увлечение своей юности, живопись.

Говоря с точки зрения теории зрительного восприятия, автор использует несколько "фильтров", искажающих изображение, точнее, "портящих" визуальную информацию. Одновременно, удалена излишняя информация, которая может отвлечь от замысла.

Специалисты по художественному восприятию называют это  так же "фильтрами искусства". По сути, того же эффекта можно достичь при помощи цифровых фильтров фотошопа или эффектных светофильтров, установленных перед объективом, но Георгий Мстиславович использует "естественные" методы. Стиль Колосова имеет название: пикториализм. У него есть теоретическая база, основанная на том, что техническое совершенство фотографии, "звенящая" резкость - убийство искусства. Ежели сказать утрированно, пикориализм сродни импрессионизму в живописи. Но здесь мне вспоминаются слова Картье-Брессона: "Мне важно не событие, а моя на него точка зрения". Француз снимал без изысков, используя качественные резкие объективы. Свое отношение к реальности он выражал иными, НЕТЕХНИЧЕСКИМИ средствами. Надеюсь, Вы понимаете, на что я намекаю. Если нет, скажу: монокль - ТЕХНИЧЕСКОЕ средство, влияющее на выразительность изображения. Это полноценный изыск, а особая «высокодуховность» размытого, "мыльного" изображения - категория, которую следует еще исследовать на предмет истинности.

Еще дальше пошли поклонники пинхол-фотографии, снимающие при помощи камеры-обскуры, которая даже не подразумевает объектива. С их точки зрения пикториалисты - заумные технари, ибо вместо естественной дырки ставят на пути световых лучей преломляющее (и, соответственно, искажающее) стекло.

Фотография Колосова, на мой взгляд, хороша не технической несовершенностью, а самим моментом и своей знаковостью. Она находится где-то на промежуточной точке в пространстве между «чистой» фотографией и графическим произведением. «Рисунком на основе фотографии» эту работу не назовешь – перед нами продукт светописи.

 Базен считает, что фотографическое изображение может быть расплывчатым, искаженным, обесцвеченным, лишенным документальной ценности, но оно действует как само естество - в силу своей "генетической" связи с реальностью. Именно эту «генетику» я буквально осязаю на данной фотографии.

Верну Вас к цитате из Базена про "жест ребенка". Вглядитесь, насколько он на этой фотографии решителен, экспрессивен. Плюс к тому - ветер, развивающий рубашонку. Малыш будто через мгновение шагнет в неизвестность, но по виду ребенка (со спины!) заметно, что это действие для малыша – очень трудная задача. Раньше такие фото называли "снимками-символами". Теперь... а, пожалуй молодые могут отнести данное произведение к разряду старомодных. По сути, "фотка ни о чем" допускающая многозначность, вариативность толкования. То есть, произведение заставляет ЗАДУМАТЬСЯ. О чем? Ну, каждый судит в меру своей испорченности.

Вспомнился фрагмент книги Ролана Барта "Светлая камера"; автор рассказывает о своем любимом фотографе Андре Кёртеше, который, переехав в 1937 году из Франции в США, никак не мог интегрироваться в среду американской журналистики. Редакторы ему говорили: "Твои снимки допускают многозначность толкования, они несут в себе смысл, отличный от буквального,  читатели нашего журнала это не примут". Пришлось французу учиться делать тупые однозначные фотографии... Многозначность толкования - первейшее свойство подлинного искусства. Только так рождается ТАЙНА. Но многие фотографы вынуждены существовать в среде медиапространства, которая порождает свою систему требований, порой слишком уж примитивную. Именно поэтому в СМИ так бедно в плане подлинного фотографического искусства, и бумажные и электронные СМИ столь пресыщены высококачественными ремесленными поделками «а ля лебедя». А ведь медиапространство воспитывает ВКУС, и значительная часть потребителей (а, пожалуй что, большинство) искренне уверена в том, например, что гламурные фотоиимитации от Екатерины Рождественской - это и есть подлинное искусство. Магическое "Продажи растут..." вовсе не предполагает вопроса: "А какой ценой?" Риторический вопрос: существуют ли коммерческая литература, коммерческая музыка, коммерческая живопись? Да: это попса, ориентированная на... серую массу, потребителя. Та же петрушка - и с фотографией.

Вопрос из разряда праздных: можно ли было подобное  данному произведению Георгия Колосова... нарисовать? Да легко! Ну, при наличии навыка, разумеется. Произведения Георгия Мстиславовича вообще особенны тем, что они стоят как бы на "ничейном" поле - между "чистой" фотографией и графическим рисунком (извините, что повторяюсь). Это одновременно и изобразительное искусство, и светопись. Но бессмысленен вопрос: "Чего же больше?", ибо мы имеем дело не с чистой фотографией или чистой изобразительной фантазией, а с единицами визуального контента, созданного человечеством за всю его историю. В этом смысле, и наскальный рисунок человека каменного века - немножко светопись, ведь первобытный  художник опирался на реальность, рисуя своих бизонов при свете факела (думаю, все же по памяти, а не с натуры). "Чистая" фотография - даже если это файл из автоматического фоторегистратора - выдумка. Потому что, разбирая серию автоматических "машинных" снимков, мы будет осуществлять субъективный отбор, а это уже - творчество. МЫ ВО ВСЕМ СКЛОННЫ ВИДЕТЬ ИСКУССТВО, даже в красивеньком закате (мы понимаем красоты природы как авторский проект Творца). Другое дело, хотим мы в данном конкретном изображении оценивать его "искусственную" часть, или нам подавай естество.

А искусство невозможно без Автора, искусника. Вы, кстати, не замечали родство слов "искусство" и "искушение"? "Змей-искуситель" в известном произведении предложил первым людям узнать, что есть добро и зло. Они, в общем-то, не отказались. В определенном смысле, каждый творец предлагает людям свой вариант правды, если угодно, дает потенциальной аудитории больше информации, нежели это нужно для стандартного существования особи в условиях "персонального эдема". Вот, я задумался: а не уходит ли этот пацан из... рая?     

Вопрос - постановочная данная фотография, или она снята репортажно, "подсмотрена", мне думается, неуместен. Художник говорит с Богом (или, может, еще с какой-то высшей силой) и, по большому счету, подотчетен только Ему. Художник? Разве - не фотограф... Опять я разделяю людей. Автор - вот более уместное слово. И чего будет больше в фотографическом произведении - авторской трактовки или попытки отразить реальность - пусть каждый из нас решит сам.

В книге Светланы Пожарской "Фотомастер" Георгий Мстиславович говорит: "В фотографии, как и во всем, я ценю подлинность: чем больше я вижу в снимках авторской самости и выдумки, тем они для меня менее интересны". Значит, не постановка... 

Уходящий ребенок - довольно распространенный штамп. Вот знаменитая фотография Юджина Смита:

  фото Юджина Смита

    ("Мои дети", другое название: "Дорога в рай")

Та же дилемма: организованный автором материал. И ведь неплохо получилось, однако. Лучшая все же (или, как минимум, самая знаменитая) работа великого фотожурналиста. Снова приходится говорить про символизм. А, может быть, данная работа подсмотрена, а не поставлена? Снова доказательство простой мысли: это непринципиально.

Ребенок Колосова уходит из рая, дети Смита идут в рай… ключевое слово здесь: «рай».

И по поводу штампов. Заезженный афоризм: чайник владеет пятью штампами, профи – пятью десятками. В этом все отличие. А талант -  вне зависимости от того, любитель он или профессионал - и внутри штампа создаст шедевр.

Еще один момент. По моему мнению, хорошая фотография способна существовать без "костылей слов". Если фото нуждается в словесном комментарии, оно не слишком удачное. Словеса про «рай» - не более чем вымысел, обе фотографии способны жить и без подписей. Тем они и прекрасны.

Кстати, про произведение живописи, музыки или литературы не принято говорить: "удачное" или "неудачное". А в фотографии Госпожа Удача, получается, играет не последнюю роль.

И такое соображение: верю ли я фотографии Георгия Колосова? Я имею в виду веру в искусство Мастера в понимании Станиславского (простите уж за использование заезженного примера). А вот, не знаю. Сейчас на фотосессиях такие сюжеты "докручивают"... мама не горюй! Работа Колосова очень лаконичная, всего три объекта: трава, ребенок, небо. Редко такие сюжеты встречаются, где ничего лишнего нет. Вот, задумайтесь: если бы это была не фотография, а рисунок - не потеряла бы ценность данная работа в ваших глазах? Про свои глаза скажу: очень даже потеряла бы. Тогда бы это была обычная картинка в каком-нибудь поэтическом сборнике, эдакая не слишком качественная гравюра. И что бы мы потеряли, узнав, что перед нами рисунок, а не фото? Реальность - вот что!

Заметили, что я использовал слово "поэзия"? Данная фотография  действительно весьма поэтична. На самом деле, четкого определения поэзии нет. Одно из них: "возвышенное". Колосов, кстати, определяет поэзию как "высокую концентрацию смысла на единицу речи, исключающую поверхностное чтение". 

Можно поговорить и о композиции. Ну, там - о правиле трети, золотом сечении, уравновешенности или выравненности горизонта. Но к чему разговор, например, о красивой композиции танца, если просто можно насладиться искусством танцора, постичь образ, который он создает на сцене? То же самое - и в творческой фотографии. Находятся свои "фотографические Сольери", которые с видом знатоком чертят своими мозолистыми руками линии на снимке, доказывая: "Смотрите как здесь все правильно и в соответствии с МОЕЙ теорией!" Я лично заметил вот, что: алгебра и гармония в принципе дружат, но, например, музыка, сочиненная по всем правилам гармонии - это роботизированная работа механического пианино. Там нет, снова извиняюсь за банальность, души.

Вот, начертите "силовые линии" и "связи" по снимку Колосова. Это нетрудно. Вы поймете: сама композиция "открыта", незамкнута - ребенок уходит из кадра. Его как бы "выдавливают" две массы: неба и земли. А идет мальчик, вообще-то, к свету. Хотя, до конца не ясно, идет мальчик, или он остановился, раздумывая: сделать шаг вперед, или... И в этой неопределенности, мне думается, главная прелесть данного снимка. По крайней мере, для меня. Мы видим тот самый "смысл, отличный от буквального", что никак не дружит с «законами джунглей» современного медиа-мира.

Можно еще много и, возможно, продуктивно рассуждать о фотографии Георгия Колосова. Но Вы уже наверняка изрядно утомились от моего "слишкоммногословного" рассуждения. Далее следует сделать паузу. И подумать: надо ли читать мое произведение вообще? Ведь наверняка ни на йоту Вы не приблизились к пониманию тайны светописи. А, возможно, даже и удалились. М-м-да... легкого чтива у меня не получилось - явно.

Одухотворенные животные

Тим Флэк (Tim Flach) родился, живет и работает в Лондоне, но его, без преувеличения, знают во всем мире. Он известен как рекламный фотограф, работающий с самыми крупными международными корпорациями, а также как фотограф-новатор, применивший в съемке животных рекламные приемы. В 1983 году он закончил магистратуру в школе искусств Св. Мартина, где изучал фотографию и прикладную живопись. По словам Тима он больше изучал живопись, чем фотографию, и его первыми заочными наставниками были Сезанн и Пикассо. А проводниками в мире фотографии Ирвин Пенн, Юджин Смит, Билл Брант и Ричард Аведон.

Первый опыт съемки животных Тим Флэк получил в Лондонском зоопарке. Потом он много лет успешно работал в рекламе, пока однажды ему не понадобились животные для съемки. «Почему бы не заполучить их в студию», — подумал Тим, и так увлекся, что стал снимать зверей в нетрадиционной манере, используя студийное освещение и студийный фон. Он перенес студию под открытое небо, в места проживания животных, разрушив тем самым стереотипы съемки дикой природы. Его богатый опыт создания рекламных образов оказался кстати. Лишенные контекста среды обитания животные на снимках Тима производят неизгладимое впечатление, поражают своей эмоциональностью и экспрессией. Завороженные зрители невольно наделяют животных, мастерски снятых Тимом, человеческими характерами и ценностями.

  Фото Тима Флэка

Без сомнения, можно спорить, обладают ли животные… душой. Однако, замечу: Художник способен наделить душою и камень. Прежде всего, Флэк – Мастер, и это – основа, ибо мастерство в фотографии – не только владение фототехникой, но и прекрасное знание натуры, и в особенности, ее потенциальных качеств. Вероятно, такие человеческие проявления у обезьян – случай редчайший. Один кадр на миллион. Но поди ж ты… улови.

О вкусах и укусах

Здесь понимаете, в чем дело... никто не обладает монополией на истину. Если абсолютный авторитет светописи утверждает, что данная фотография является выдающейся, это не более чем его частное мнение. Данная истина, конечно же… наиболее приближена к истине, но и она абсолютной истиной не является. Человечество уже не раз доказывало, что массовое мнение - лишь результат соединения ряда факторов, порою даже - случайного. Хотя, в большинстве случаев – умело организованного.

 Вы знаете, какой писатель был в России самым популярным и читаемым в эпоху Пушкина? Подскажу: Фаддей Булгарин. Но 20-е и 30-е годы XIX века почему-то не стали "эпохой Булгарина", даже в кавычках, ибо большинство из нас, мягко говоря, о Булгарине не слышали. Что же произошло? А просто - свершился Суд Времени.

Не берусь утверждать, что, ежели пройдет еще лет сто, Пушкин так и останется "солнцем русской поэзии". Мы, к слову, уже не говорим на «языке Пушкина», и трансформация языковой среды – закономерное явление. В мире вообще нет ничего постоянного, даже камни – и те вода точит. Кстати: а есть ли, по Вашему мнению, "солнце русской фотографии". Вот здесь-то мы прикасаемся к правде: в литературе, музыке, театре, кинематографе русская культура подарила имена мирового уровня. А в фотографии - пока что провал. Родченко? Петросян? Бальтерманц? Дмитриев? Семин? Шайхет? Максимишин? Булла? Пинсахов? Я намеренно перемешал авторов из разных эпох. Потому что не суть важно, в какое время человек творит. Светопись всех выравнивает, ибо зрителю по большому счету начхать на контекст. Здесь я учитываю и фактор актуальности (точнее, "злобы дня").

И это тоже особенность фотографии: в глобальной массе фотопроизведений всех времен и народов, выстраивая временные срезы за период "фотографической истории" человечества в один ряд, Царь Время побеждает любую, даже самую умную концепцию. Всякая пена рано или поздно опадает, испаряется и влага популярности. Остается лишь то, что актуально без оглядки на доминирующую религию, довлеющую политическую систему и бытующие обычаи. Ну, это мы обычно именуем «нетленкой».

И в нашем праве судить со своей колокольни, что есть "круто" в этом визуальном ряду, а что - отстой. Я сейчас не учитываю полумифический эффект "ауры ушедшего времени", которую несут  старые фотокарточки, ибо таковую несут любые старые вещи. В конечном итоге, каждый из нас вооружен личной системой идеалов, и в соответствии с индивидуальными мерками оценивает фотографическое или любое иное произведение по эксклюзивной персональной шкале. Есть еще массовое представление об идеалах. К сожалению, последние, то есть, групповые идеалы - весьма капризная субстанция, колеблющаяся и меняющая вектор движения в зависимости от линии парт... то есть, от моды. 

В соответствии с вышеизложенным, смею утверждать, что "фотографии всех времен и народов" весьма относительны, к тому же со временем меняется отношение социума к той или иной исторической эпохе. При советской власти фотохроника Октябрьского переворота 1917 года подавалась нам как героический эпос "Великой Октябрьской Социалистической Революции". Сейчас, скорее - как приход антихриста, падение России во мглу. Но не для всех - лишь для той социальной группы, члены которой склонны полагать, что большевики - звери. И над "Лениным на броневике"  таковые откровенно потешаются. Но есть те такие группы, в среде которых дедушка Ленин считается святым. А вкупе - и отец всех народов товарищ Сталин. Они - маньяки? Нет - всего лишь поклонники коммунистических идей. А маньяки встречаются и среди христиан, и среди мусульман, и даже среди атеистов. Марксисты, к слову, атеистами не являются, ибо считают, что в основе сущего лежит Материя, Великая Праматерь всего, а поклоняются они Вечно Живым Вождям, их истинным богам. И фотографии Вождей - часть довольно сложного культа, несущего в себе в частности и элементы христианства (в форме заповедей строителей коммунизма).

Интересно отношение человечества к фотохронике гитлеровской Германии. Нельзя отрицать, что есть некие группы людей, преклоняющихся перед той эпохой и перед самим Гитлером. Что качается цивилизованного, гуманистического мира, он не так давно реабилитировал любимого документалиста фюрера Лени Рифеншталь с ее "Триумфом воли". На самом деле, физкультурники фашистской Германии визуально не отличаются от физкультурников Советского Союза. Не случайно ту эпоху назвали "Тоталитарной". Глядя на современную хронику Северной Кореи, нельзя не заметить: пропаганда коллективизма, правильной идейности и здорового образа жизни все еще востребована. Ну и, конечно, не обошлось в стране чучхе без культа Вечно Живого Вождя. И фотография - не самое скверное средство реализации данного вида деятельности. Управлять массами надо, иначе этот сброд такого понатворит! Тоталитаризм - один из эффективнейших методов управления, у которого есть  как недостатки (репрессии и бессмысленные жертвы), так и положительные черты ("А при Сталине не брали взяток и улицы вылизывали!").

Ролан Барт в своей "Светлой камере" принципиально не говорит о "великих" фотографиях, но всегда рассказывает о фотографиях, которые "зацепили" лично его сердце. Все же полезно и нам научиться думать своей головой и составлять самостоятельное мнение о ценности той или иной фотографии. Я считаю, что подверженность массы мнениям авторитетов - значительный недостаток современной (да только ли...) фотографической жизни. Мы зачастую считаем, что такой-то автор - гений (например, Хельмут Ньютон) только потому что нам об этом сказали.

Однако, должен заметить, что свою "Светлую камеру" Барт начинает с того, что рассказывает о пиетете, который он испытывает перед явно нехудожественной фотографией - портретом младшего брата Наполеона, Жерома: "Я смотрю в глаза тому, кто видел самого императора". Здесь явно не до эстетики, и, кажется, не до этики (по сути, и Наполеон погубил миллионы жизней - сомневаюсь, что он лучше Сталина...). Если бы существовала хотя бы одна фотография Наполеона, Барт превозносил бы и ее. Возможно... Понимаете, здесь опять возникает поволока тайны: мы не имеем достоверных фотоизображений Бонапарта, и потому фигура корсиканца кажется особо привлекательной. Спасают ли ситуацию живописные портреты? Нет! Но, например, автографы Наполеона ( такой например, как: "Святая Елена, маленький остров...") стоят на-а-а-амного дороже самых наикрутейших фотографий выдающихся мастеров.

Барт - семиотик, мировая величина науки, увлекшийся фотографией, будучи в этом роде человеческой деятельности совершенным дилетантом. Причем, Барт смотрел на светопись  как зритель, имея весьма приблизительное представление о том, как фотографии делаются. Неожиданно для себя француз открыл, что ни в одной из серьезных и не очень книг о фотографии он не находит даже малейшего упоминания о тех снимках, которые интересуют именно его, фотографиях, которые доставляют ему эстетическое удовольствие или возбуждают хотя бы какие-то чувства:

"Каждый раз, когда я читал что-то о фотографии, я представлял себе конкретное фото, которое любил, и это приводило меня в ярость..."

Вот, положа руку на сер… Продолжение »