Я превратился в тупой станок, штампующий фоторепортажи как блины. Раз в неделю - вынь да положь репортаж! Кто-то скажет: «А кто тебя заставляет?» Кто-кто! Материальные обязательства перед семьей. У меня жена, кстати, тоже имела отношение к фотографии: в институте «Госниихимфотопроект» она разрабатывала новые фотоматериалы. Теперь там все развалено, никто ничего не разрабатывает, а начальство «пилит», сдавая в аренду помещения. И жена влилась в стан безработных. Ну, кому сейчас нужен специалист - эмульсионер? Так что приходится пахать на всю семью; некогда не то что учиться – призадуматься: «И так – до конца дней твоих?..»
«Фотографические» проблемы, которые ставит передо мной жизнь, несколько иного порядка. Три дня назад вернулся из командировки с Северного Урала, из городка с милым названием Новая Ляля. Там в очередной раз попал под «ментовский» пресс. Пригласили меня на конкурс красоты в поселок Лобва. Я как обычно (и с разрешения начальства) снимал за кулисами. А меня менты «повязали», оттащили в отделение - и давай «гнобить» по полной программе. Якобы я снимал несовершеннолетних девочек без их согласия и в неглиже. Представьте: те, кто выгнал девок на подиум в бикини - нормальные. Кто из снимает - уже «педофил»… Попытки сказать, что я работаю с разрешения (девочки-то меня видели, да и администрация была в курсе), этих «зомби» в погонах только раззадорили - и они стали меня «прессовать». То есть, устроили перекрестный допрос со всякими провокационными вопросами, например: «За чтобы не любите милицию?..» Предположим, я отвечаю: " А за что вас любить?" Сразу последует протокол: " Подозреваемый имярек позволял себе высказывания, порочащие орган правопорядка...." То есть, я очутился в тупике.
Меня вызволили новолялинские чиновники. Все-таки столичный журналист, неудобно… Своих-то менты наверняка привыкли «гнобить по полной програме», а вот - чужака… Хотя, если судить строго, они и «навалились» на меня именно как на чужака. И знаете, какой стресс я испытал, когда обозленные менты просматривали ВСЮ съемку на двух моих камерах? Не найдя «пахабных» карточек, они пошли дальше: возможно, искали фото мостов. Или станций. Или заводов. Тогда бы мне начали бы вешать «терроризм» или «шпионаж»... Не нашли. Я сразу понял, что в поселке царит «ментовской беспредел», и сидел тихонько, не рыпаясь. Как с диким зверем, ни одного лишнего движения, иначе - разорвет! По счастью, ничего не нашли. Хотя искали - старательно, и постоянно провоцировали на то, что бы я сорвался, психанул. Я сидел на стульчике в дежурке, а эти «товарищи» старательно «прощелкивали» всю мою съемку. По сути снятое мной - мое личное дело. Можно сказать, интимное. Чувство, которое я испытал в отделении, было похоже на то, будто тебя раздели и дотошно осматривают твое тело.
Ни менты, ни чиновники не извинились. Мне пришлось срочно «сваливать» из Новой Ляли - просто из боязни того, что обозлившиеся «оборотни в погонах» подложат в гостиничный номер наркотики или оружие… До дома две тысячи верст, хозяин поселка (и градообразующего предприятия) - известный в области «беспредельщик» (это я потом в Интернете прочитал, там много всякого понаписано…)… Если бы не «крыша» в лице чиновников, мне бы несдобровать. Это, кстати, очень большая тема - искусство существования фотожурналиста в России. И в Мире. Я рассказал об этом, чтобы уважаемый читатель понял, какие проблемы реально стоят перед фотожурналистом, ибо мы вынуждены работать в обществе с высокой степенью социальной напряженности.
Мы в своей стране «допрыгались» до того, что (согласно всем социологическим опросам) граждане России больше всего на свете боятся милиции. Идешь по улице – и чувствуешь на себе изучающий взгляд милиционера. Если ты ЕМУ не понравился и он тебя подозвал – пиши «пропало». И ведешь себя с милиционером как с диким зверем – ни одного резкого движения. Иначе все – он применит свою власть как считает нужным.
За мою немалую журналисткую практику случалось всякое. Бывало, затаскивали бандиты в подвал и начинали «гнобить»: «Твоя фамилия Михеев, мы знаем твой адрес, и попробуй хоть что-то не так написать. У нас длинные руки». Бывало, в «горячей точке» боевик или федерал (здесь без разницы) крутит твое редакционное удостоверение в руке и сквозь зубы вопрошает: «Так чего ты корреспондент? А по мне ты – шпион…» И передергивает затвор автомата. Но там – ясно, это война, беспредел. А сейчас у нас что – война? Если исходить из враждебности действий, получается, что да…
Начальник поселка (если быть точнее, начальник управления Лобвинской территории – так здесь принято называть глав) Александр Целлер уже после моего вызволения весело пошутил: «Скажите спасибо, что на вас не повесили парочку убийств!». Целлер – немец. Это заметно на облике поселка; здесь чисто, прибрано, почти что «гламурно». Ну, умеют немцы порядок наводить, этого у них не отнимешь! Целлер рассказал, что 82 семьи его друзей и родственников давно переехали в Германию. Только он один здесь остается. Ему нравится: природа, тишина, и вообще здесь неплохо. Ну, наверное, у начальника есть любовь к природе и надежные заступники. У меня имелась только 51-я статья конституции, согласно которой (это мне разъяснили в милиции) я имею право не свидетельствовать против себя. До дома больше 2000 верст, и на тебя испытующе глядят несколько пар холодных хищнических глаз. Они здесь правят бал… Лобва в сущности не исключение. На каждом квадратном сантиметре России ты чувствуешь себя потенциальной жертвой. Вспомни Лермонтова: «…и вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ…» Повторю: если бы не помощь доброго человека, возможно бы, на меня и вправду «навесили» бы парочку убийств…
Самые неприятные минуты я испытал уже в Москве. Когда сходил уже с поезда на перрон, в голове вдруг мелькнуло: «Что-то не так!..» Я решил на всякий случай снять очки (я очкарик). На перроне группа милиционеров пристально вглядывалась в лица пассажиров. Когда поравнялся с ними, услышал: «Нет, тот в очках…» Что меня осенило: а вдруг мне что-то подложили в вещи, и дали «ориентировку»?.. Пронесло. Несмотря ни на что лобвинские милиционеры все же вели себя вежливо. Московская милиция – другая, столица не церемонится… Начальник лобвинского отделения милиции, на вид человек добрый, даже извинился, рассказал о том, что их край воспет Бажовым. Дома я все же тщательно обыскал свои вещи, и ничего не принадлежащего мне не нашел. Наверное, паранойя…
После я постарался проанализировать произошедшее. Милиционеры Лобвы «прибивали» меня. Я постарался «пробить» (то есть узнать всю подноготную) поселок Лобва. И открыл та-а-а-акое!!! Бог с ней, с обидой, с состоянием, будто тебя оплевали! Мне стало искренне жаль лобвенскую милицию! Как, впрочем, всех жителей далекого североуральского поселка. На всех лобвенцев свалилась страшнейшая беда. Отсюда и озлобленность, и подозрительность к чужакам, и агрессия…
Начинать надо с 90-х годов, когда власть Свердловской области попустила криминалу, и бандиты попытались прибрать к рукам все, совершенно все, начиная и экономики, и заканчивая властью. Во многих места им это удалось, в частности – в Лобве.
Недавно несколько десятков оставленных без средств к существованию рабочих голодали. Народ собирается перекрывать трассы, ехать пикетировать правительственные дворцы. По-простому сказать: зреет народный бунт. Люди копят деньги, чтобы послать «ходоков» в Москву, к Путину. Хотели сначала к Медведеву, но скоро поняли: "левак". Но где их, эти чертовы деньги, взять? Остается срывать зло на чужаках...
Да, с приходом «мобилографии» снимает практически все население. И у каждого второго - «цифромыльница». Но у человека, снимающего профессионально, проблем стало больше. При советской власти человека с фотоаппаратом, снимающего на улице, могли забрать в КГБ. Ну, сами понимаете - «холодная война», и все такое… А сейчас к тебе «докопаться» может кто угодно: и секьюрети, и мент, и хозяин какого-нибудь сарая, который случайно попал в поле зрения твоей камеры... Фотограф существует мире, полном ненависти и презрения.
Сейчас вот, когда пишу эти строки, огляделся вокруг. Подсчитал: в моей квартире в наличии имеется 3 стационарных компьютера, 2 ноутбука, 2 смартфона, 7 цифровых фотоаппаратов (простите - 8, ибо позавчера прикупил очередной...). Ну, и с десяток пленочных камер, вместе с немалым набором оптики где-то пылится. Тогда, в 1988-м (именно в тот год был написан первый вариант «Чуда фотографии») у меня был фотоаппарат «Любитель» 6х6, – и более ничего. Я жил в коммуналке в центре Москвы (на улице Грибоедова – теперь Малом Харитоньевском переулке), и любимым моим времяпровождением были прогулки по старой Москве с фотоаппаратом «Любитель.». В том, что в «Любителе» шахтный видоискатель, было преимущество: я мог снимать незаметно, «с пупа». Поверьте - это особое состояние - снимать незаметно, как бы сливаться с окружающим пейзажем. В классическом варианте это называется: «съемка-наблюдение». Москва для меня была как живой организм, а я путешествовал внутри него, пытаясь найти такое, чего не видит никто. Фотографировал исключительно для себя – мне просто нравилось это. Будем считать, все не выходило за рамки хобби. Но одна из моих первых публикаций (в «Московском комсомольце», осенью 91-го) был фоторепортаж «Истинная жизнь Китай-города». Как раз из той серии любительской съемки «с пупа». Ночная съемка центра Москвы, на ночь остающегося совершенно пустынным. Довольно долго снимал в метро, пытался понять «скрытую» жизнь московского метрополитена. Здесь уж своя поэтика - с громадными людскими массами, с суетой… Теперь все не так. Если я вижу фотокарточку «с претензией», но не несущей в себе журналистский ценности, меня почти воротит.
В 1988-м я работал фотографом в одном из НИИ, по сути выполнял чисто техническую задачу – проявлял микрофильмы. Пока пленка (300-метровая бобина) прокручивается сквозь громадную проявочную машину, есть время поработать к книжками - и по фотографии, и по эстетике, и по философии, и по черт его знает чему. Благо, тогда в библиотеки ходить было принято и не считалось чем-то зазорным. Да и в букинистических магазинах можно было найти немало редких книг. И, видимо, в голове моей сварилась какая-то особая «каша», которая должна была принять некую форму.
Работая фотографом, вечером учился в Полиграфическом институте на специальности «фототехника». То есть, я фотограф с высшим образованием. Жаль, по технической части, но все же! Как минимум, о технической стороне фотографии я знаю немало (из того, что помню, конечно, ибо в практике журналистики технические знания мне пока что не пригодились ни разу). Если сказать образно, я хороший специалист по «растиранию красок». Ну, а искусство живописи - дело техники!.. По крайне мере, некоторые так думают…
Я действительно любил фотографию. Более того: фотография была для меня религией, средством общения с некоей божественной сущностью. Жаль, что я научился формулировать. Потому что определение – это смерть. Тогда я не понимал, что делаю, и сей факт был самым прекрасным в моем тогдашнем положении.
Теперь определяю. По религиозным убеждениям я был пантеистом, то есть Богом для меня было все сущее, весь видимый, слышимый и ощущаемый мир. Моя натурфилософская деятельность сводилась к тому что я при помощи фотоаппарата пытался прикоснуться к чему-то огромному и непостижимому.
Люблю ли я фотографию сейчас? Я бы ответил: «Какую фотографию? Они ведь такие разные…» Да, фотография действительно имеет множество ипостасей. Люди с фотоаппаратами в руках думают, что между ними общность. Но лично мне кажется, что молотком можно ударять и по голове, и по гвоздю, и по барабану. Звук приблизительно одинаков, но результаты резко контрастируют.
Знаете, скажу честно. Мне сейчас больше нравится писать (с ударением, конечно, на последнем слоге). В фотографии я наткнулся на стену; чтобы идти дальше, нужно бросать семью, бросать рутинную работу, бросать вредные привычки. То есть из обывателей переродиться в блаженного, «не от мира сего». Я знаю фотографов, которые отважились на такой поступок. И знаю, что они живут небогато (как, впрочем, и все художники «при жизни»).
Я сейчас снимаю очень много, но как-то машинально, что ли. К тому же перегружен стереотипами. Сейчас я выбрал для себя довольно узкую тему: «Российская глубинка». За одну командировку встречаешь столько людей! И в основном, замечательных, с чистыми и благородными душами. Бывают, конечно звери, но поверьте - произошедшее в на Северном Урале - редкое исключение из правила! Если вести себя вежливо, не «расставлять пальцы веером», можно и с бандюками сладить. Снимаю людей по возможности разнообразно. Вечерами (если в командировке) просто брожу с фотоаппаратом, насаждаюсь природой, «щелкаю» пейзажи. Но как-то все – не то… Когда дома, вообще фотоаппарат в руки не беру. Это, понимаете ли, ремесло: ты сморишь на мир не влюбленными и широко раскрытыми глазами волчонка, а холодными и равнодушными глазами волка.
Москву не то что разлюбил (как можно разлюбить Родину и Мать?), а скорее отношусь к ней равнодушно. Моей Москвы уже нет. Я с 1991 года живу в «спальном» районе Строгино, и в общем-то привык. И знаете… иногда ловлю себя на мысли, что в старых русских городах узнаю старую Москву, ее ауру. Может, от этого моя тяга к провинции?
Я вожу ребенка в Дом пионеров на занятия (рисованием и пением), и, пока жду, рассматриваю на стенах фотографии. Там постоянно меняют выставки участников детских фотокружков со всех концов Москвы. Мне нравится; я вижу, что снимают «волчата». Они смотрят на мир широко раскрытыми глазами, и подмечают то, на что я и не посмотрел бы. У детей хорошие учителя! Не уверен, что фотография умирает…
Итак, первая часть «Чуда фотографии» создана в 1988 году. Когда я набирал текст на компьютере в 1998-м, внес некоторую правку, которая в сущности не вторгалась в суть. В какой-то книге прочитал, что все лучшее в своей жизни человек создает до 25-летнего возраста. Мне как раз в том году было 25. Если честно, написал я бредятину. Но основные идеи довольно любопытны, и, что главное, это мои мысли, а не компиляция. По сути я попытался уловить отличия фотографии от других искусств, причем не внешние, а самые что ни на есть глубинные.
Вот, я писал о чуде проявление в кювете фотокарточки. Но за 90-е годы я столько карточек в кюветах наполоскал! Все майки и рубашки на уровне пупа были желтые, жена матом крыла. И теперь в общем-то счастлив, что не надо мочить руки в ванночках с проявителями и закрепителями. Но знаете… получается так. «Мокрая» фотография была ритуалом. Это как пригласил в кафе девушку, погуляли в парке, в киношку сходили. И, как финальный аккорд – ночная страсть… А что теперь, в связи с воцарением «цифры»? Ну, встретились с девушкой – и сразу, не знакомясь – в койку! Раньше я помнил все мои карточки. Теперь, увидев на компьютере фотографию, сделанную в прошлом году, искренне удивляюсь: неужели эту хрень снял я?!
То есть налицо явная инфляция фотографии. Это не катастрофа, а просто новая реальность, нуждающаяся в осмыслении.
продолжение
