Уважаемые дамы и господа! Не забывайте, пожалуйста, что на территории Российской Федерации действует Авторское право, согласно которому использование чужих материалов, либо их фрагментов в коммерческих целях преследуется законом! Некоммерческое использование автор всячески приветствует.

Мне можно написать по адресу:

89162937358@mail.ru

Или позвонить:

8-916-293-73-58

Другой ресурс автора (он о России и о русских людях):

http://genamikheev.narod.ru/

Библиотечка

(книги о фотографии для чтения на мобильных устройствах в формате FB2; для начала скачивания достаточно кликнуть на названии либо на иконке внизу этой страницы):

Чудо фотографии

Не прячь глаза от Бога

Язык фотографии

Ловцу частичек бытия

Окно души

Занимательно о фотографии

Тайна светописи

...Но немного другая...

…Эти двое начали пить еще до того, как поезд отъехал от московского перрона. Первые три часа они квасили просто так. После им стало скучно и они стали уговаривать выпить с ними меня. Продолжалось это часа два (я действительно не хотел) и за это время я узнал, что они — отец и сын и едут они на рыбалку на Валдай, причем для этой цели сыном куплен дом в деревне. Вели они себя, мягко говоря, по-барски и возражений просто не понимали. Дошло до того, что старший, уже пенсионер по возрасту, уговорил попробовать лично им приготовленную настойку на кедровых орехах. Выпили раз, второй, — и сын, поглядев на меня проникновенно, изрек:

 — Ну, что, пьешь, жрешь на халяву, а я с этого что буду иметь?

Это Россия, ее национальное достояние. Если кто-то считает, что такой “отдых” — норма, думаю, ошибается. Эти двое - типичный образец людей, которые едут на Валдай оставлять свои деньги. Времена туристов-романтиков, к сожалению, кончаются. Сын ушел курить, отец разоткровенничался и сказал, что ни за что не оставил бы свою бабушку, и к черту всю эту “рыбалку”, но сына боится оставить одного. Запьет — и сам себя не помнит...

На одной из станций, где перецепляли тепловоз, юные пассажиры закидывали пивными бутылками мирно пасущихся коз. Да, не пастораль. Разбегайся, козы и телки, Москва отдыхать едет!

…По пути в деревню Москва мне рассказали такую историю. В селен Забелино, что на берегу прекрасного озера Пенно, администрация называется "Чайкинской" потому что в одной из деревень, Руно (она стоит на реке, признанной "географическим" истоком Волги) приписанной к сельсовету родилась партизанка-героиня Великой Отечественной Лиза Чайкина. Имя этой девушки носит главная улица в райцентре Пенно; там же, в райцентре есть музей в честь нее. Фашисты ее схватили, зверски пытали а потом прилюдно расстреляли на берегу Волги. Свидетели потом рассказали, что девушка приняла смерть с гордо поднятой головой и даже успела сказать: "Женщины! Скоро придет наша победа! Скоро взойдет наше солнышко..." (на расстрел согнали пеновских женщин).

Так вот: несколько лет назад родную деревню героини сожгли. Туристы. Не по злобе, по глупости. Зажгли траву и не заметили как огонь перекинулся на избы. Сгорели 6 домов из 7. И, что любопытно, слов жалости по поводу потерянной деревни Руно я не слышал; ох, сколько таких тверских, костромских, вятских и прочих деревенек бесславно канули к Лету...

Факты — штука нелицеприятная. Последняя деревня, которая сгорела в этом крае, была сожжена в 1941-м фашистами. Называлась она Ксты и немцы, перед тем как сжечь деревню, расстреляли всех ее жителей. Кому-то эта параллель покажется некорректной, но как поспоришь с фактами?

…История Москвы темна и непредсказуема. Память москвичей простирается не так далеко, как хотелось бы, всего лишь во время помещиков и холопов, от которого осталась сундучного вида трехэтажная Троицкая церковь на погосте Отолово, что в пяти верстах от Москвы, да местечко под названием Баринов сад, что на берегу озера со странным названием Ордоникольское. У южной оконечности названного водоема (говорят, настолько глубокого, что никто так и не смог достичь его дна), на холмах и разлеглась Москва.

В Троицкой церкви, что на Отоловском погосте, еще недавно имелся священник, да вынужден был он уехать: приход уж слишком мал. Да и вообще москвичи живут небогато, что, впрочем, выгодно отличает этих москвичей от тех.

Ведь за что в сущности не любят тех? За сытость, за чванство, за заносчивость. Впрочем такие черты присущи жителям других мировых столиц. А на отношениях между Центром и провинцией построена вся мировая культура вообще - в том смысле, что все лучшее, начиная от гениев и заканчивая хлебом насущным, рождается на периферии, в столицах же все это чахнет и проедается. А ведь проблема-то в чем? А всего лишь в распределении: ежели сидит дядька в столице и решает, кому-сколько, значит, найдутся такие, кому мясо из щей и перепадет. Здесь, в этой Москве нет старшего даже на ферме, а значит все по совести, по справедливости.

Сами москвичи называют свою весь “Красной Москвой”, что является продолжением рабского мышления апологетов крепостного права. “Красной Москвой” именовался всего лишь здешний колхоз, от которого осталось великое богатство - молочно-товарная ферма. В паспортах москвичей в графе “место рождения” четко написано: “д. Москва”. Были всякие укрупнения, “Красную Москву” нарушили, присоединили к совхозу, центральная усадьба которого расположена в селе Ворошилове, а ныне от всего этого в бывшем громадного хозяйства, охватывающего несколько десятков деревень, осталась только ферма в Москве. Отступать теперь им некуда - позади Москва...

А древнюю историю Москвы никто бы не узнал, если бы не пытливые исследования краеведа из поселка Пено (райцентра) А.Д. Кольцова, который нашел, что Москву основали беженцы из городка Москвы, того самого, который теперь является столицей России. Случилось это после нашествия монгольских орд на Русь в 1238 году. Места эти, на отрогах Валдайских год, были дикими и не обжитыми, изобиловали медведями, волками и прочими опасностями. Что характерно, с тех давних пор жизнь Москвы изменилась несильно. Дороги (в нормальном понимании этого слова) в Москву нет до сих пор, дикие лиса так и остались дикими, а из примет цивилизации в Москве осталась только одна: сельповский магазин.

Любопытен говор москвичей, певучий, акающий и с мягкими окончаниями слов. Вероятно так разговаривали москвичи эпохи Ивана Калиты.

Такой же мягкий говор у “мэра” Москвы, точнее, московского старосты Ивана Александровича Степанова. У него есть обязанности, но нет прав, что сильно подрывает саму суть должности. До сельсовета, реальной власти (в Ворошилове), идти пешком 13 километров, а потому пенсионер Степанов на собрания туда не ходит. Зимой под тяжестью снегопада часто рвутся провода, отчего Москва на месяцы (!) остается без света, так сельская администрация все равно не имеет средств восстановить энергоснабжение. Старосте в таких случаях остается лишь ждать со всеми, когда доблестные энергетики прорвутся сквозь сугробы до них.

И в эдакой ситуации особенно выигрывает московская ферма, которая по уровню механизации находится даже не в XX, а XIX веке. Дело в том, что здесь до сих пор применяется ручная дойка, а молоко хранится не в холодильнике, а в колодце. Случилось это в 70-х годах прошлого века: вроде бы установили машинную дойку, да доярки встали на дыбы: расценки стали ниже, а потому механизмы бросили, а за пару лет детишки растащили их на игрушки.

Кстати о детях. Юных москвичей в Москве двое, и оба - дети доярки Светланы Добролюбовой, 15-летний Игорь и 13-летняя Люда. А всего населения в Москве - 20+2 человека. “+2” - это супружеская пара дачников, которые, впрочем, дюжину лет живут в Москве постоянно, отчего их условно приняли в семью москвичей. “Условность” заключается в том, что деревенские никогда по-настоящему не признают горожан за своих, даже если те будут пить столько же, сколько и в деревне.

Непьющих (исключая детей) в Москве всего трое: жена “мэра” Анна Павловна, Валя Троицкая и дачница Алла. Из этого не следует, что остальные не просыхают, тем более что работники фермы закодированы. В данный момент в запое лишь один человек, остальные - в трудах. Но в сущности нужно констатировать: Москва - селение пьющее крепко. Но по-божески. В Ворошилове, по местным меркам “центре цивилизации”, пьют вообще черт знает что, отчего только в этом году от употребления спирта сомнительного качества (его распространяют некие серые личности, приезжая из города на микроавтобусе) откинули копыта восемь человек. Москва еще держится на устоях и пока (тьфу-тьфу-тьфу!) москвичи в лапы спирту не даются. Они даже принимают жертв зелено-черного змия на реабилитацию и перевоспитание: в доме “мера” живет брат его жены, которого они взяли из Ворошилова. После распития неизвестной жидкости у него отнялись ноги.

С ностальгией здесь вспоминают бывшего руководителя совхоза по фамилии Фалинский, который был добрым барином, хотел организовать переработку на ферме, и вообще любил крестьян. Жаль, поголовье в его правление сильно сократилось (коров перерезали) и теперь дойное стадо в Москве - всего 34 головы (с телятами - 62). Это еще ничего: частное стадо в Москве - всего 2 коровы, 2 лошади и 7 овец. Одна корова, овцы и лошади принадлежат пожилому москвичу Александру Дмитриевичу Виноградову, но и он при первой же встрече предложил мне, постороннему человеку, купить у него хотя бы одну лошадь - трудно стало содержать скотинку. Вторая корова принадлежит “мэру”, точнее, его непьющей жене.

А доброго Фалинского семь лет назад застрелил киллер. В Москве. Не в этой, а в той. И здешние москвичи склонны причислять убиенного к мученикам, пострадавшим за правое дело, хотя, как говорят, убили его как раз было какое-то “левое”.

Ни телефона, ни почты, ни автобусного сообщения с райцентром в Москве не имеется. Не так давно умер в Москве 40-летний мужик, тракторист из Ворошилова. Ему стало плохо с сердцем, а вызвать скорую не смогли. Повезли трактором через лес и в пути он умер. Наверное, от тряски. А посему в Москве предпочитают не болеть, зубы выдирают сами себе, а умирать не торопятся.

Есть в Москве только две отрады. Первая: совхозная лошадь Чайка, которую содержат все вместе за то, что она опахивает огороды. Ее в честь героини Лизы Чайконой так назвали. Вторая: райповский грузовик, который, невзирая на снега и прочие непогоды дважды в неделю, как швейцарские часы, привозит в Москву хлеб и продукты. Вчера, например, привезли арбуз на 4 кило. Думали, думали женщины скинуться, купить его и потом разделить на кусочки. А, пока кумекали, проезжал через Москву лесовоз, лесорубы арбуз и купили. Слишком долго в Москве запрягают...

Работоспособных (не пенсионеров и не детей) в Москве всего шестеро и все они трудятся на ферме. “Мэр” Степанов когда-то был бригадиром и командовал всей экономикой Москвы (которая, собственна и была сосредоточена вокруг коровника). Теперь никто ничем не руководит, даже директор из Ворошилова на ферме старается не появляться (боится, что ее раздерут на куски доярки, считающие, что им мало платят), но анархии здесь нет. Хозяйство функционирует как самозаводящийся механизм.

Одна из доярок, Анна Степанова, пашет как Стаханов, приходя к коровушкам затемно, в 4 утра. Правда, так же она и пьет. Если уходит в запой - то по-русски, отчаянно, забыв про коров и Бога. В таких ситуациях ей помогает муж. Вторая доярка, Светлана Добролюбова, уводит в запой реже, и даже в этом случае на забывает подоить. К тому же ей помогают сын и дочь.

С детьми - проблема. Светлана - не местная, ее сюда пригласили с тем условием, что детей будут возить в школу (в Ворошилово). Обманули. И второй год дети не учатся вообще. Игорек - парень бойкий, считай, телята полностью на нем, да и Люда доит с любовью. И все-таки жаль что юные москвичи не имеют возможности получать знания. В конце концов, двумя грамотными больше, или меньше, - государству не убудет. Думаете, я смеюсь? Нет, плачу. Сволочное у нас государство, ежели всем наплевать.

Светлана, в отличие от своей напарницы, постоянно выглядит усталой, невыспавшейся. Ей бы удрать из Москвы, да в ее родной деревне Лугово работы нет вообще никакой.

Но Бог с ними, с детьми. Светлана радеет скорее не за них, а за московского пастуха Александра Яковлева. 43 года мужику, и статен, и высок, и... в общем, одна беда: застенчив Сашка и до сих пор не женат. Светлана лично попросила за пастуха - может, захочет какая-нибудь женщина стать москвичкой? Сам Сашка, мужик молчаливый, солидный и в кодировке, только одобрительно кивал, когда доярка его расхваливала. И вправду: может, есть такая?

А ныне Москва живет новыми веяниями. На Валдайскую возвышенность приходят новые “баре”, люди богатые и энергичные. Один из таких помещиков, которому здесь дали кличку “Спортсмен”, значительную часть леса (аккурат на пути из Москвы в Большой мир) огородил сеткой-рабицей и устроил внутри трассу для авторалли и маленький зоопарк. Второй, нареченный кличкой “дядя Сэм” (он увлекается медвежьей охотой), забором свои земли не огородил, но в Москве меня предупредили, чтобы на север я не ходил: там охрана с автоматами и могут запросто пристрелить. Думаете, я шучу? Вряд ли... На Москву наступает капитализм, причем, в том виде, которым нас пугали еще при Горбачеве - это когда кругом заборы и везде незатейливые надписи: “Private”.

Сейчас москвичи в некотором недоумении. Минувшей весной они продали управляющему имения “Спортсмена” свои совхозные паи, по 5 гектар. Сумму называть не буду, так как деньги были уплачены неофициально, скажу только, что кое-кто на вырученное купил телевизор или стиральную машину, кое-кто уже все пропил. А дети, приехавшие из городов сказали: “Дураки, вас кинули...” Старики заметили, что их паи все равно были на бумаге, а “Спортсмен” обещал помочь совхозу. Вон, ваучеры были - те совсем пропали, а тут хоть холодильник  на паи приобрели...

Но после, когда горячка прошла, задались вопросом: “Продали землю... а не продали ли душу дьяволу?..” И хочется по-гоголевски спросить: “Куда ты несешься, Москва?” (по странному совпадению в Москве аккурат живет тройка лошадей). А она только промычит своими худосочными коровами с годовым надоем в 1.300: “Не пойму-у-у-у-у-у!!.”

И все-таки доярка Добролюбова, как козырь в карточной игре, выложила самый существенный московский козырь: “Разве в той-то Москве на две тысячи проживешь? А у меня свой теленок, поросенок, при молоке всегда...”

…Дачники, Владимир Иванович Красуцкий и его супруга Алла - москвичи в квадрате. Дело в том, что они были жителями той Москвы и однажды сбежали из нее в эту.

Красуцкий работал на Центральном телевидении и был не на последнем счету. Здесь он стал просто Володей, часто уходящим в глубокий (но непродолжительный) запой, вызывающий сочувствие даже у знающих в этой напасти толк местных. Теперь, занятый делом, а именно благоустройством нового дома, так как у старого рухнула прогнившая крыша, он снова становится Владимиром Ивановичем.

История бегства Володи и Аллы такова. У Аллы были плохие анализы, определили острую почечную недостаточность и некий профессор настоял на том, чтобы ее подключили к аппарату “искусственная почка” с постоянным гемодиализом. Алла была подключена к аппарату четыре месяца подряд и закончилось это тем, что муж просто похитил ее из больницы, без документов и без одежды, с искромсанными бесчисленными разрезами руками. Профессор дозвонился до беглецов и сказал, что жить Алле осталось три дня. Но они уехали из той Москвы в эту.

И живут здесь уже 14-й год, разве только, после тех злоключений Алла потеряла способность ходить. Выяснилось, профессор использовал Аллу как подопытного кролика, испытывал на ней новый прибор...

В сущности раньше к деревне они никакого отношения не имели (любопытно, что оба - отпрыски дворянских родов). Что утянуло в глушь коренных горожан - они и сами не знают. Когда они убегали, Алла только сказала: “Володя, если мне суждено умереть - умру на природе...” Позже выяснилось, что на природе надо жить. Здесь Алла увлеклась вышиванием картин, Владимир начал писать стихи. Можно тысячекратно ругать город и воспевать природу, но Алла мыслит по-своему:

- Здесь душа спокойна. Каждый день живешь, радуешься существованию... А что человеку еще надо? К деревенской жизни трудно привыкнуть только из-за того, что в деревне сильна в людях зависть, которая порождает сплетни. Но зато в деревне люди отзывчивые; жалеют, несут все, что растет у них на огородах. Мы раз в год наведываемся в городскую квартиру, и там еще острее понимаем: Только здесь, в этой Москве жизнь настоящая, не придуманная. Не пойму только, почему у Володи здесь только грустные стихи рождаются. Вот, например:

В Тверской глуши, в раю пустоземелья

Под лай голодных и незлых собак

Деревня спит с глубокого похмелья,

Не видя снов, не помня ссор и драк.

...Эту божественную тишину изредка нарушают военные самолеты, взлетающие с секретного аэродрома, чото под городом Андриаполь. Они безнаказанно виражируют над Москвой, напоминая о том, что есть еще керосин в доблестных ВВС. По счастью для Москвы, керосину немного...

Геннадий Михеев

Фотокниги о России и русских людях в формате PDF (для начала скачивания достаточно "кликнуть" по картинке):

Книги о фотографии в формате FB2 (для начала скачивания достаточно "кликнуть" по картинке):

Фотоальбомы: