Итак, в сущности фотографические изображения передают (за некоторыми исключениями) не просто изображения вещей, свойства поверхностей вещей. Именно поэтому, кстати, фотографы любят фактуры. Поверхность – в том числе и лицо человека. Это, конечно, не вещь, но без сомнения - объект. Посредством мимики (а ведь это тоже язык!) человек передает свои эмоции, изредка - чувства. Фотограф, много снимающий людей, знает, что внешность слишком часто бывает обманчива, и из тысяч выражений одного лица только несколько могут показаться выразительными. Очень и очень непросто отразить характер в фотографии!

Человеческое лицо – самый трудный для фотографирования объект. Естественно, профессиональные модели умеют быть «манекенами», то есть придавать лицам «гламурные» слащавые выражения, в сущности не выражающие ничего. Прекрасны детские лица, чьи носители еще не выучились настраивать маски. Великолепны бывают лица стариков, которым лицемерие уже не к чему (и то далеко не всегда). И перед фотографом-портретистом всегда стоит задача: передать характер, раскрыть образ. Каждый решает тему по-своему. Не всякому снимаемому понравится, если фотографии "поймает" сущность человека. Правда всегда горька. Но зритель всегда рад, когда видит не "красивый фотопортрет", а живого человека - со своими болями, переживаниями и радостями. Это великое искусство - в душу залезать…

С вещами, объектами не столь сложными проще. Они не так часто бывают изменчивы, а потому не надо тратить много усилий и времени для того, чтобы выбрать «тот самый миг». Но мне хотелось бы «копнуть» глубже и поговорить о «внутреннем вещей», то есть о сущностях. Проникновение «внутрь», в сакральное – задача не только творческой фотографии, но и всей мировой культуры, и в частности, философии. Причем, дело касается не каких-то «предметностей», но процессов, протекающих незаметно от человеческого глаза (либо иных органов чувств).

Достоверно ли натуралистический снимок отражает реальность? Нет, конечно, ведь фотография допускает ряд условностей: двухмерность, ахроматичность черно-белых снимков и нарушения цветопередачи цветных, градационные искажения, нерезкость планов. Более того - даже зеркала отражают действительность с множеством “упущений”. Неполность отражения позволяет фотоснимок отнести к разряду моделей. Фотографическое произведение является моделью, выделяющей определенные ценности. Это - модель творческая, поскольку содержит значительно больше информации, чем выражает. То есть, художник вкладывает в свое произведение то, что сам порой и не сознает, восхищение зрителя порой для него оказывается полной неожиданностью. Разве не было такого в вашей практике, когда знакомые превозносили вашу фотографию, в то время как сами вы считали ее чуть ль не браком?

Фотография в какой-то степени тоже участвует в создании вымышленного мира. При помощи ракурса, экспозиции, отбора формируется "фотографическая Вселенная", которая в сущности далека от реальности. Но порой случается, что вымысел находит подтверждение в реальности. С одной стороны, данный феномен можно сравнить с настойчивыми призываниями темных сил, отчего «демоны» приходят, как минимум, из нашего подсознательного. Но фотография все же помогает нам немножко подготовиться к своеобразному "мини-апокалипсису". Как минимум, она тренирует наше зрительное восприятие.

Фотоаппарат подобен смерти, не разбирающей, что или кого он должен в себя вобрать. Огромнейшее разнообразие вещей и людей фотокамера превращает в двухмерное распределение плотностей в плоскости фотоизображения. Из этого вроде простого утверждения следует очень многое. Да простит мне читатель категоричность, но это - почти все, что должен знать фотограф изначально о фотографии. Необладание этим знанием чревато самым страшным, что может быть в фотографической деятельности - рабством. Неосознанным пребыванием в цепях “внешнего” и рабством у техники.

   Человек, обманутый внешним правдоподобием, неизбежно и неосознанно становится проводником лжи. Много раз жизнь подтверждала, что поступление с правдой даже одного человека может родить вселенскую ложь. А фотография может лгать безбожно.

Пример из недавнего времени. Несколько лет назад во Франции прошла выставка редких цветных фотографий, сделанных в оккупированном Париже во время Второй мировой войны. Проект провоцировал настоящий скандал: некоторые политики решили, что экспозиция рисует «слишком светлую картину жизни под гнетом нацистов», передает.

Глава департамента культуры столичной мэрии Франции Кристоф Жерар предложил даже закрыть выставку работ французского фотографа Андре Зюкка, если организаторы не представят альтернативной точки зрения. "Организаторы выставки не объяснили, что эти фотографии были нацисткой пропагандой, и меня от этого тошнит. Здесь мы видим ревизионистский взгляд на историю", - заявил Жерар.

На выставке "Париж в оккупации" были представлены 270 цветных фотографий, судя по которым, Париж в эти годы жил веселой и уютной жизнью. По мнению главы департамента культуры, это неподобающее отношение к оккупации, воспоминания о которой до сих пор являются болезненными для всех жителей Франции. "Мы собираемся обсудить это с историками и решить, как можно переделать выставку, чтобы сохранить экспозицию. Однако если мы ничего не придумаем, лучше будет ее закрыть", - отметил Жерар.

Во время войны нацисты запрещали фотографировать оккупированный Париж, однако для Зюкка, умершего в 1973 году, было сделано исключение. На беззаботных снимках можно увидеть знатную даму во время прогулки по магазинам, людей, принимающих солнечные ванны на берегу Сены, флиртующую молодежь и семьи, развлекающиеся на скачках…

Деланоэ выразил сожаление, что на выставке не было больше сказано об огромных страданиях, лишениях и смертях, о которых нужно сообщить, чтобы фотографии "людей, которым жилось не так уж плохо", оказались в историческом контексте. В то же время он отметил, что отмена выставки будет означать признание "вины вдобавок к ошибкам" и выступил за дальнейшую демонстрацию экспозиции.

К тому моменту, когда Деланоэ озвучил свой призыв, кураторы выставки уже озаботились созданием контекста. Посетителей Исторической библиотеки на нескольких языках информировали, что снимки сделал фотограф, нанятый немецким пропагандистским журналом Signal, чтобы запечатлеть цветущий Париж в правление нацистов. Начальство предоставило ему крайне редкие и ценные катушки с пленкой Agfacolor. Несмотря на пропагандистскую цель этих фотографий, они обладают значительной эстетической ценностью, утверждают устроители, – не говоря уже о том, что цветные снимки того периода крайне редки – и именно поэтому фотографии были выставлены на обозрение.

Хотя большинство фотографий явно показывает идеализированную и приглаженную картину Парижа при оккупации, на некоторых снимках фигурируют нацистские флаги, возведенные фашистами сооружения и многочисленные немецкие солдаты в форме, которые расхаживают по знакомым парижским улицам – таким образом, происхождение фотографий не вызывает сомнений.

Вообще говоря, фальсификации – обычная наша среда. «Слово о полку Игореве» - великий памятник русской культуры. Однако, не доказано, что текст не сфальсифицирован, наподобие «Велесовой книги». Мир, где ничему и никому нельзя доверять – вполне естественная среда современного человека.

"Художественность", "документальность" - в фотографии…. Все это пустые слова, ибо фотография бывает понятной многим и непонятной для многих. Не "хорошей" или "хреновой" (сразу хочется спросить: для кого хорошей?), а именно понятной или нет. Если даже "фотка" дорога для одного человека - это уже ценность. Хочется, чтобы твоя "фотка" задела сердца миллионов? Учись излагаться так, чтобы тебя заметили!

Посмотрите на эту фотографию:

К сожалению, я не знаю, кто автор этой фотографии и только могу предложить, что она сделана в Индии, возможно, англичанином. Ребенок - худющий, в жалких обмотках - похож на брошенного щенка. Равнодушие проходящих мимо людей подчеркивает обыденность ситуации. Я переживаю ОБЫДЕННОСТЬ СТРАДАНИЯ маленького человека. Этично ли поступал фотограф? Если на фотографии действительно Индия (как я понимаю, первой половины прошлого века), значит, и фотограф, и люди, попавшие в кадр, мыслят "кастово". Для них ребенок из низшей касты не совсем человек. Вспомните относительно новый голливудский фильм "Миллионер из трущоб", в котором в Мумбаи индуисты безнаказанно убивают мусульман. Там не кастовые противоречия (в кастовом обществе нет противоречий, там царит жестокий порядок), а межрелигиозная война!

Возьмите все современные войны (Ирак, Афганистан, Ближний Восток): они РЕЛИГИОЗНЫЕ. Военные фотографы, освещающие эти конфликты, волей-неволей вовлечены в перипетии этих ДУХОВНЫХ (выливающихся в кровопролитие) столкновений.

Мальчик на вышеприведенной фотографии с точки зрения мусульманина и христианина нуждается в помощи. Фотография говорит о том, что мир, в котором мальчик страдает, помощи ему не даст. Так ли? Мы этого скорее всего не узнаем, ибо фотография вырвала из контекста фрагмент жизни, дав нам реальный факт.

Типовому потребителю, воспитанному по матрице данного общества, не нужны правда или истина: необходима некая «милая реальность», в которой все понятно, расставлены точки над i, и вообще множественность трактовок образа нежелательна. Герой должен выглядеть «бетменом», враг – это «гитлер», любовь торжествует, бабло побеждает зло и будущее прекрасно и предсказуемо. Так рождаются пропаганда и гламур. Так умирает искренность.

Ложь тонко чувствуют только вступающие в фотографическую деятельность, пытливые и неудовлетворенные. Настает момент, когда человек овладевает рядом навыков, стереотипов, приемов. И ему начинает казаться, что он знает о творческой фотографии все. Прощай дилетантизм, «досвидос», наивняк! «Слухайте, люди, как я красиво пою и наслаждайтесь!» О чем? А какая нафиг разница? «У меня получаются волшебные, завораживающие снимки, я, черт подери, высокохудожественный фотохудожник, а не …. собачий!»

И уже человек забыл, что пение без смысла – пустое сотрясание воздуха, кимвал звенящий. «Красивая карточка» - украшение стены или обложки журнала, и не более того. В конце концов, правда – это тараканы. Кому они нужны?

16. Птичка вылетает в никуда

Судьба фотографии давно переросла

 выделенную ей поначалу

 скромную роль – дотошно воспроизводить

 реальность. Фотография теперь и

 есть реальность, тогда как объект

 нередко выглядит суррогатом.

Фотография, не являясь искусством

 сама по себе, обладает ошеломляющей

 способностью превращать в

 произведение искусства все что угодно.

Сюзан Сонтаг

К великому сожалению, «нажатие на кнопку» в обществе все чаще ассоциируется с каким-нибудь взрывотехническим механизмом.  Клак – нет Америки. Или Японии… Ну, или в крайнем случае храма противной тебе религии. Типа ты Бог, распоряжающийся судьбами мегаобъектов… А ведь кнопка срабатывания механизма присутствует и в фотоаппарате…

Это надо помнить всегда: значительным числом жителей земли снимающий человек воспринимается как потенциальный враг. И никому нет дела до того, что фотограф в настоящее время не пакостит, а реально творит благое (по крайней мере, по его мнению) дело. Да, творческий процесс снимающего человека протекает преимущественно среди людей. Результат (фотографическое произведение) люди не видят, зато наблюдают суетливого господина (госпожу), лезущего куда не попадя.

Конечно, фотограф нажимает на кнопку своей камеры не спонтанно, а в определенный момент. Если вы думаете, что это мгновение соответствует великому «моменту истины», удивительному акту совпадения идеала автора и жизни, правы лишь отчасти. Чаще всего фотограф, сам того не осознавая (еще не хватало думать об этом в момент съемки!) фиксирует моменты максимального несоответствия их. Фотографа на самом деле не заинтересуют мгновения “соответствия”. Они не дают ему эстетической информации. Эстетический багаж пополняют только “невозможные” кадры.  Реципиент (зритель фотографического произведения), стоящий на стороне автора, также не получит особого удовольствия от “смакования” “правильных” снимков. Ну, разве только если на них не запечатлен особо редкий момент. Фотография, несущая в себе элемент неожиданности - настоящее чудо, дарящая человеку невыразимую радость открытия. А с ней и радость бытия. Именно фотография (и я не один раз говорил об этом) дарит неповторимое чувство «легкого дыхания жизни», которое неспособно преподнести никакое другое искусство.

Представим, что идеал фотографа и мир представляют собой отдельные субстанции, разнополярно “заряженные”. При определенном потенциале идеала возникает как бы “искра” между ним и жизнью, которую можно назвать фотоснимком. Так вот, искра будет тем мощнее чем меньше расстояние между субстанциями и больше “заряд” идеала. Простите автора за несколько примитивную метафизику, но мне кажется, эта модель вполне объясняет механизм возникновения фотопроизведения как результат действия противоречия между идеалом и жизнью (замечу, что в других искусствах “расстояние” не имеет такого решающего значения; в фотографии же оно минимально, а значит, фатально).

Мы все в жизни играем какие-то роли. Процесс творчества фотографа состоит из бесконечного взаимоперехода ролей, но вот сыграть “себя” - всерьез сыграть - почти невозможно. Человек, который научился что-то делать, не играя - гений. Он смог сломать путы стандартного поведения, он сломал вообще все. А потому достиг полной гармонии с миром. Но есть ли они – гении фотографического творчества?

   Искусство гениев (если эта личность не религиозный деятель и не народный вождь) сливается с их жизнью полностью. Даже трудно определить порой, где кончается жизнь и начинается искусство. Своим искусством они определяют нашу жизнь, и мы неосознанно копируем именно и только произведения великих.

Когда-то я придумал определение «отрешенный фотограф». Это мастер, полностью отказавшийся от принятых в обществе норм поведения: он не имеет семьи, его собственность состоит разве только из фотографической техники и лаборатории, он отказывается от стационарного состояния и пускается в бесконечное путешествие. Знаю нескольких таких людей. Некоторые «отрешаются» лишь на время, но есть такие Мастера, как Щеколдин и Семин, которым уже не выбраться из этого состояния «отрешенности», видимо, никогда. Являются они теми самыми «фотографическими гениями»? Только один судия, время, нам скажет об этом.

Забавно, что представление “себя себе самому” (если таковое признать имеющим место быть) так же не монолитно. Можно спародировать себя, или стать лирическим героем, а то и представить себя носителем “инферно”. Личность человека крайне сложна: быть собой для нас означает реализацию образа “Я”, а это образ очень мобилен и легко корректируется. Глубже всего человек может проникнуть в жизнь, когда его образ “Я” максимально приближен к нему самому (образ “Я” - это модель “себя”, созданная “для личного пользования”). Так познание мира сливается с самопознанием и становится невозможным без самопознания.

   Не стоит забывать, что искусство само по себе в значительной степени  несет в себе элементы игры. Если же говорить о большом художнике, то для него творчество выходит за рамки игры. Именно в этом нарушении привычных границ искусства и игры, которые в обыденной жизни соблюдаются свято, многие видят корень гениальности. И в равной мере - сумасшествия. Взаимопроникновение искусства и жизни всегда имеет драматический характер, отсюда происходят и великие художники, и банальные душевнобольные. В любом художнике театральность, шутовство, эпатаж соседствуют с предельной серьезностью, анти-игрой. И, хотя все это перемешено в душе художника, необходимо четко разделять исполняемую роль и саму личность художника, его боль.

   Занятие фотографией подразумевает это взаимодействие: в беспристрастность фотокамеры фотограф привносит свою боль. Уже упомянутые Щеколдин и Семин как раз в своих произведениях обнажают нам нерв бытия и свою ДУШУ. И здесь все серьезно, без игры. А, значит, по-настоящему, а не понарошку.

Очень часто бывает, что ты не понимаешь, почему тебе нравится то или иное произведение (я говорю не только о фотографиях). Это как в общении с людьми: кого-то ты терпеть не можешь, а без некоторых людей тебе тоскливо… Любовь? Ну, не всегда, далеко не всегда… Случается, тебе недостает того, с кем ты споришь, ругаешься, может, и дерешься. Так же и с фотографиями. Фотоизображений человечество производит миллиарды и даже триллионы. Из всех видов творческой деятельности именно фотография - самый распространенный. Почему? А, просто, фотография понятна всем, ее язык похож на мегаязык строителей мифической вавилонской башни. Есть, конечно, нюансы зрительного восприятия в разных культурах, но в общем именно фотография способна донести информацию через все лингвистические барьеры.

И еще – фотография является наикратчайшим путем к творчеству. Современные цифромыльницы благодаря заложенным в них программам (да и зеркалки со своим «зеленым режимом») сами все решает за человека, которому остается только нажать на кнопку в определенный момент. У фортепиано много клавиш, у фотокамеры лишь одна (я, конечно, на считаю колесиков и рычажков). А, значит, как считают миллиарды фотолюбителей, овладеть фотокамерой проще простого. Ясно, что это ошибочное суждение. Но все же оно в обществе превалирует.

Естественно, далеко не всегда человек, взявший в руки фотокамеру, думает, что он творец. Кому-то просто хочется запечатлеть милый лик, шикарный закат, необычную ситуацию. Он это делает и для того, чтобы рассказать об увиденном при помощи фотографий, и для того, чтобы потом созерцать изображение в одиночестве.  Но по любому снимающий представляет себя «маленьким демиургом», ловящим прекрасное мгновение при помощи хитроумной коробочки и сохраняющем его навсегда.

…Вы лезете в гору. Сбиваете в кровь руки, колени, обливаетесь потом, сердце едва не выскакивает из груди. Но вам хочется обязательно добраться до вершины. Этот, казалось бы, безумный поступок психологи называют «гедонистическим дифференциалом», который определяют как стремление достичь нематериальной цели.

Этот психологический механизм, порой заставляющий совершать нас иррациональные действа, во многом обуславливает язык фотографии. Люди, дабы сделать удачный снимок, лезут порой черт знает куда, и даже рискуют здоровьем и жизнью. Я говорю не о профессионалах, знающих, во сколько обойдется их риск работодателю или страховщику. На «экстрим» отваживаются фотолюбители, причем, большинство получает от своих фотографических приключений необъяснимое удовольствие. Адреналин здесь не при чем, ибо лезущий в гору не теряет рассудок, а, скорее, "духовно заряжен".

И это только верхний слой феномена. Под «кожей» прячется самое интересное: загадка тяги людей к фотографированию разнообразных объектов – не только родственников, друзей и туристических достопримечательностей, но и всего остального видимого мира. Далеко, конечно, не для всех фотографирование становится страстью (подобной графомании), но процент фотолюбителей-энтузиастов довольно высок, о чем говорит статистика приобретения фотокамер средней и высокой ценовой категории, светосильных объективов, фотовспышек, всевозможных фотографических «примочек». Довольно неплохо поживают фотографические журналы, рассказывающие о специфических случаях съемок, высока статистика посещений фотосайтов "для продвинутых фотографов". Глупо считать, что миллионам хочется «поиграться» в профессиональных фотомастеров. Нет, фотолюбители вполне серьезно относятся к своему увлечению, многие в отпуск отправляются именно в «фотографические туры». Растет число фотошкол, рынок фотографического образования успешно развивается несмотря на кризис.

Фотография – своеобразный язык понимания видимой реальности. Человек, восхитившийся закатом, «фоткает» его не только потому что хочет после показать «фотки» знакомым, но и чтобы посмотреть, как закат будет выглядеть на изображении.

Так же и цветочки, птички, насекомые, водопады, прочие очевидные красоты природы. И не надо иронизировать по поводу пошлости «вечных» сюжетов! Фотолюбители в отличие от фотопрофессионалов снимают банальности искренне, для души. А не для денег. Искреннее и "низкопробное" я в большинстве случаев ценю выше, нежели "высокохудожественное" и неискреннее.

Я не апологет дилетатнтизма. Но мне хочется разобраться в феномене: почему весьма высококлассные изображения в большинстве случаев оказываются пустышками, а «фотки» любительского уровня, хоть изредка, но все же приобретают значимость – как историческую, так и художественную.

Любители, рискующие ради «редкого» кадра, подспудно об этом знают. А потому «гедонистический дифференциал» - не в чистом виде бескорыстное завоевание ненужной высоты, а все же метод самоутверждения, попытка создания неповторимого произведения.

Допускаю, что некая часть снимающих людей все еще знают, что мир исполнен тайны. Они и снимают-то потому что хотят приблизиться к таинственному, попытаться прочесть «узор реальности». Причем, как я заметил, профессионалы до всякой мистики не опускаются, они скорее самовыражаются при помощи фотографии, нежели «читают Книгу Природы». Любители же ведут себя как дети: они искренне радуются миру как таковому, вступают с реальностью в игру. Почти всегда проигрывают, ибо сфотографированная реальность оказывается всего лишь жалким отражением того, что восхитило наяву. Но какая чудная игра получается!

Вот, я ранее говорил о гениях, которые серьезны и основательны. Это не совсем так. Гений, скорее - ребенок, преступивший правила игры. Он вдруг ощутил, что понарошку уже нельзя, надо (простите за молодежный сленг) «зажечь неподецки». Он тоже читает Книгу Природы, но… к тому же вписывает в нее свои страницы.

Выбирая для съемки тот или иной объект (если работаем не по заказу), мы чаще всего не осознаем, почему наш выбор пал именно на него. Мне лично интересно снимать незнакомые объекты, изучать их свойства. Занятно посмотреть, как выглядит то, что ты давно не видел и не снимал. Кто-то может назвать это чувство банальным любопытством. Я нахожу, что под любопытством лежит несколько более глубокий слой, который так же можно назвать и пресловутым «гедонистическим дифференциалом».

Снимающий при помощи фотографии конечно же самовыражается. В своем фотографическом языке он (то есть, конечно мы…) опирается на категории "красоты", так же как на категории "дисгармонии", "правды", "истины", "добра". Простите, еще и "выгоды". То есть, мы переживаем гамму чувств: страдаем, сопереживаем, иронизируем, издеваемся, боимся, возжелаем, любим, мечтаем, верим. Это счастье полного мироощущения дарит нам фотография.

В общем, снимая, мы живем. Великие фотографы счастливы были уже тем, что в своем творчестве были адекватны самим себе, то есть, жили так же как и творили. К таковым я отношу Павла Кривцова. Пал Палыча сложно отнести к «отрешенным фотографам», он не отказался от семьи, от быта. Но, зная его супругу Галину Георгиевну, смею утверждать, что Кривцовы живут душа в душу, Галина Георгиевна является сотворцом своего мужа и соратником. Это, мне думается, великий и редкий дар. Блажен тот, кто им воспользовался, не отверг!

17. От фотогении к фотомании

Мобильность фотокамеры позволяет

фотографии бесцеремонно вторгаться в мир,

нарушая в нем покой и равновесие

 подобно тому, как в физике света

единственный фотон на атомном уровне

приводит в беспорядок все те факты,

о которых сообщается.

Рудольф Арнхейм

Деление фотографии на "любительскую" и "профессиональную" теряет смысл - особенно в эпоху Интернета. Зато с уверенностью можно определить, что бытование фотографических произведений в Сети и вне Сети имеет существенные различия.

Здесь я наблюдаю почти такое же противостояние, какое существует между "бумажными" книгами и "цифровыми". Лично я уже привык читать в "цифре" и нахожу, что в "цифре" я воспринимаю ТЕКСТ, и это весьма полезно, так как оформление книги (пусть даже гениальное) мешает мне общаться с автором более, так сказать, интимно. Автор ведь создавал текст, а книгу только подразумевал, зная, что у него будут корректор, редактор, художник, издатель. Да, сейчас и цифровые книги научились оформлять достойно, но все же, когда абстрагируешься от шершавой (глянцевой) бумаги, исключаешь навязанные художником зрительные образы… Знаю только одно исключение: «Маленького принца» Экзюпери. Там текст сопровождают авторские рисунки. Впрочем, «Иаленький принц» именно исключение.

 "Цифровой" текст все же ближе к рукописи, нежели текст, тиснутый на хорошей бумаге и снабженный иллюстрациями. Книга в "бумажном" виде - это уже ПРОИЗВЕДЕНИЕ, причем, коллективное. То же самое и с фотографиями. Не случайно изначально я четко разделил фотографические произведения и фотографические изображения. Фотокарточка - артефакт, такой же как и "бумажная" книга. Фотоизображение на экране компьютера - всего лишь распределение яркостей в плоскости. Воспринимая изображения на экране (особенно в хорошем разрешении) я тесно общаюсь… нет не с автором фотографии! С реальностью, которая на ней отражена.

Не устаю повторять: прелесть фотографии именно в том, что она отражает настоящее. Сколько бы автор не вложил себя в фотографическое произведение, нам все равно интересен будет реальный мир, который нашел свое отражение в фотопроизведении. В последние годы ушли из жизни блестящие Мастера, имевшие свой почерк, умевшие из неброской реальности сотворить праздник. Я говорю а Валерии Утце, Леониде Якутине, Викторе Борисове. И много осталось после них произведений, которыми мы восхищаемся и поныне?

«Мастерство, мастерство…» На поверку выходит, что все мастерство вылилось в ремесленничество. При жизни о Мастерах говорили с придыханием, они завоевывали призы, получали заслуженные награды… Sic transit Gloria mundi. Все, получается, суета и томление духа. И современные конкурсы, выставки, мастер-классы, творческие тусовки – лишь пена, из которой рождается… Афродита? А, кстати, может быть. Вероятно, один из миллиона действительно создаст нечто, что признают подлинным шедевром. Чем кой-кто не шутит, пока Бог спит? Хотя – разве Бог спит?

История мировой творческой фотографии начиналась с теории фотогении. Ныне настал период, когда мир буквально болен фотоманией. Буквально каждый первый «фоткает», каждый второй считает, что занимается фотоискусством, ну, а приблизительно каждый семнадцатый мнит себя фотографическим гением. О-о-о-о, как красиво и ладно все было столетие назад!..

“...Вы любите фото? В отличие от всех искусств оно схватывает жизнь врасплох. Дело, столь зависящее от случая, что смахивает на кражу. Пойманный “Кодаком” жест - всегда не совсем тот, который мы собирались зафиксировать. И обычно это к лучшему. Вот что приводит меня в восторг,  - согласитесь, не поразительно ли, глядя на пленку или фотопластинку, заметить вдруг, что у какого-нибудь прохожего, случайно схваченного объективом, на лице было странное выражение, что мадам Х в какие-то моменты, сама того не сознавая, владеет тайной поз классического искусства и что деревья, вода, ткани, животные, чтобы войти в естественный для них и знакомый нам ритм, совершают беспорядочные движения, - и это открытие волнует нас...”

Так начинает свою книгу “Фотогения” Луи Деллюк. Теперь имя этого француза, прожившего на свете всего 33 года, мало знакомо неспециалисту. Но когда-то, в начале ХХ века, теория фотогении, придуманная им, была весьма популярна в кругах фотографов и кинематографистов (что делать: опять мы касаемся мыслей о фотографии человека, занимающегося вовсе не фотографией). Поставивший несколько фильмов (“Молчание”, “Женщина ниоткуда”, “Наводнение” и др.), Деллюк особенное внимание уделял теории ритма в кино, а вот той самой фотогении (которая прочно вошла не только в интернациональный фотографический сленг, но и в мировые языки) которой он, кстати, не дал четкого определения. Если определить хотя бы приблизительно, фотогения в его понимании - это свойство вещей проявлять свою сущность, будучи спроецированными на экран или фотоснимок. Точнее, по утверждению француза, предметы и существа выглядят на экране иначе, чем в жизни.

Эпоха, когда творил Деллюк (все его фильмы созданы в период с 1920 по 1924 г.г.) - это время черно-белого кино и фотографии, и сама теория фотогении применима к бесцветным изображениям. Француз составил целый список того, что при переходе в изображение выигрывало в силе, красоте и поэзии. Последователи Деллюка, опираясь на теорию фотогении, впоследствии потратили немало времени, что бы приблизиться к “загадке фотогении”. В итоге от этих споров и исканий до нашего времени дошло, кажется, только одно единственное слово  - “фотогеничность” - которое понятно любому человеку, даже далекому от кино и фото.

В своей книге Деллюк замечал:

“Фото теряет часть своей привлекательности, когда из него пытаются сделать искусство. Долгое позирование, одеревенелость лиц перед аппаратом, эта окаменевшая жизнь - уже не жизнь...”

Эх, если бы Деллюк жил в наши дни, когда к старинным дагерротипам с “каменевшими” - но такими божественно спокойными! - лицами относятся с нескрываемым пиететом... Но тогда были времена, когда мгновенная фотография (такое словосочетание уже ушло из жизни и многие фотографы увлекаются - будто вопреки тенденции - экспериментами с длительными выдержками) только завоевывала свои законные позиции. Цветное фото только еще делало первые шаги (не надо забывать, что оно - ровесник кинематографа) и можно было вольно осмысливать черно-белое изображение не как альтернативу цветному, а как жизненную данность:

“Конечно, не нужно показывать эти строки фотографу, а особенно кинофотографу. Что он скажет? Представьте себе, я жалею его за то, что он с таким ребяческим жаром мечтает об ореоле. “Перед камерой не ставят белых предметов”, - гласит закон этих господ. Нет хороших законов. Самые уродливые из них следует нарушать. Ну, так нарушайте же и этот время от времени. Это вовсе не значит, что нужно устанавливать противоположный закон. Но белый цвет, ох! Они и не знают всего, что он может привнести и в области сочетаний черного и белого...”

Напомню, что мое эссе называется «Не прячь глаза от Бога». Я исхожу из того представления, что все, что мы в жизни творим, находится под пристальным вниманием некоей Высшей сущности. Каждый твой поступок рано или поздно найдет ответную реакцию, причем, семена добра могут взойти или не взойти, а семена зла восходят всегда. Собственно, на данном пастулате построены все мировые религии. С испытания идеи Бога и воздаяния я начинал свое эссе, этим же и заканчиваю.

Р.Фурдуй и Ю.Швайк в работе «Прелесть тайны» выдвинули довольно смелую гипотезу: Бог – это состояние человека; это Отец, объясняющий ребенку, как вести себя в мире, в который он только вступил. Отыскать «состояние Бога» в самом себе легче, нежели снаружи. Есть язык народный, есть международные языки, но все они состоят из индивидуальных языков каждого индивидуума. Для всякого открыт прямой канал общения с Космосом, с Богом, и этот канал есть «проводник» к формообразованию.

К фотографии эта весьма экстравагантная гипотеза имеет непосредственное отношение. Нас никто не учит «читать» фотографии, мы их воспринимает «запросто», без навязанных сверху ПРАВИЛ. И значит, у каждого из нас свой «индивидуальный метод понимания фотографии». Фотография для нас – ПРЯМОЙ КАНАЛ ОБЩЕНИЯ с Космосом. Литературу, музыку, изобразительное искусство мы волей-неволей учимся понимать в школе (отчасти также в семье, либо в кружках по интересам). Нас загружают «лекалами» и мы знаем, какие литература или живопись являются правильными. Все непонятное и необъяснимое учителями нас учат отметать как заразу.

Мы думаем, что при помощи фотографических технологий самовыражаемс… Продолжение »