…я. Но, вероятно, мы просто ретранслируем ПИСЬМЕНА, послания к нам. Вот, взять контент «Уорлдпрессфото», который я условно называю «хроникой Апокалипсиса». Это же прямое сообщение: «Люди, вы сошли с ума, вы погрязли в жестокости, зверстве, бездушии!» А мы прислушиваемся к ПОСЛАНИЮ, или, как всегда, оцениваем целостность композиции картинки, правильность баланса белого и степень заваленности горизонта?

 

Посмотрите на эту фотографию:

 

Мен Рей. Неизвестная из Сены

       …Никто ее не знал, не помнил, никогда не видел, никто о ней не справлялся и не заявлял в полицию о ее исчезновении. Будто таинственная красавица и не существовала вовсе. Как в те годы писали, «после смерти неизвестная сохранила анонимность, как хранят девственность, и поступила мудро. Назовись она Розалией или, того хуже, Жоржеттой, окажись бедной родственницей, приехавшей из провинции помогать в лавке дяде мяснику и изнасилованной им, или героиней другой жуткой и банальной истории, самое большее, на что могла бы рассчитывать несчастная».
        Анонимность и загадочность создали вокруг нее вакуум, который заполнился поэтическими фантазиями высокого достоинства. Райнер Мария Рильке развернул вокруг маски неизвестной сюжет своего единственного романа, о ней писали поэт Луи Арагон, философ-эссеист Морис Бланшо и Вадимир Набоков. Последний сравнил ее с русалкой и шекспировской Офелией и посвятил ей стихотворение:

…Торопя этой жизни развязку,
не любя на земле ничего,
все гляжу я на белую маску
неживого лица твоего.
В без конца замирающих струнах
слышу голос твоей красоты.
В бледных толпах утопленниц юных
Всех бледней и пленительней ты.

       Аьбер Камю назвал маску "Неизвестной из Сены" своей любимой скульптурой. Александр Блок вдохновился ею при создании "Незнакомки". Актриса Грета Гарбо строила свой образ с оглядкой на девушку из Сены и преуспела в этом - ее стали называть Ундиной. Крупнейший мастер фотографии Мен Рей сделал с маски один из лучших своих портретов.
         Растиражированная маска стала эталоном хорошего вкуса и обязательным аксессуаром в мастерских художников, литературных салонах и гостиных буржуа. А так же символом Декаданса, тоски по чему-то высокому, недоступному, безвозвратно ушедшему. Агнел заглянул в наш грешный мир, и оставил о себе на память только улыбку. В первой четверти прошлого века Неизвестная даже стала эротическим символом эпохи, убедительно и наглядно подтвердив не новую, но всегда интригующую мысль о единстве Эроса и Танатоса. И что теперь? Забыли Неизвестную… Разве только искусствоведы используют ее образ в качестве «рабочего» аргумента в своих мало кому понятных «посмодернистских» дискуссиях.

Эта история не фотографическая. Неизвестная – памятник эпохи, целое культурное явление, событие экстраординарное. О посмертных масках я размышлял в предыдущей статье. Те маски известных людей, что были представлены, глаз, откровенно говоря, не радуют. В Неизвестной мы видим чудо. Ее покой, умиротворение – знак присутствия иного бытия, призыв верить и надеяться.

Смею утверждать: деятельность всякого снимающего человека – в значительной степени поиск своей «Неизвестной». Фотограф подспудно выискивает «прекрасную незнакомку», ждет чуда, откровения. Во всех значимых фотографических произведениях содержится хотя бы малая частичка открытия: я называю его «выходом в иную реальность. Причем, подобные откровения наиболее явят себя в фотографиях, снятых без искажения техническими приемами или фантазией автора.

Мне до конца не ясны «механизмы» этого «фотографического чуда». Однако эта сторона фотографии (условно можно назвать ее «метафизической») – тот самый краеугольный камень фотографического языка, дающий право фотографии стать Большим Искусством.

 

Когда разговор (в приличном обществе) заходит о фотографии, надо бы все же уточнять: о какой именно фотографии идет речь? О «фотографии вообще» можно рассуждать так же как о «любви», о «природе», о «морали». Если говорить откровенно, "фотографически продвинутым" людям в абсолютной массе рассуждения о фотографии как о техническом средстве не скучны, а очень даже наоборот. В среде профессионалов обычно обсуждается фотографическая техника (не техника съемки, а именно технические устройства), причем, фотографы истинно возбуждаются только от данной темы. Это как разговор между автолюбителями об автомобилях.

И это естественно, ведь даже творческая фотография – искусство техническое. Я и сам (чего скрывать…) ежедневно захожу на интернет-сайты, посвященные новинкам фотографической техники. Еще бы: мы живем в эпоху научно-технического переворота, цифровые технологии шагают широко и уверенно, интересно наблюдать это движение! Всем понятно, что новейшие «гаджеты» ни фига не решают, но все равно с завистью, а то и придыханием глядят на обладателей новинок. Черт с ним, что через пару лет навороченная зеркальная «коробка» перейдет в разряд «отстоя»! Главное – сиюминутная победа над коллегами в плане обладания! Это как глухариный ток. Только хуже, ибо победителю достается не самка, а сомнительное моральное удовлетворение.

Что это за ловушка такая? Почему лично я (за других говорить не буду) львиную долю времени отдаю бессмысленному занятию смакования технических достижений японских и прочих инженеров? Почему я гляжу на чужие работы и прикидываю: а я что, рыжий, что ли, неужто хуже получится, если я то же самое сделал? А почему этот автор успешен, его фотографии продаются, а мои - нет? Сейчас эта ловушка называется: «мейнстрим».

 

У фотографического языка есть некоторые особенности, отличающие фотографическое произведение от, к примеру, живописного в лучшую (ну, или скажем, иную…) сторону. Все эти особенности «строятся» на том, что фотография фиксирует реальность. Порой ты и сам толком не понимаешь, почему тебя притягивает та или иная фотография. В сущности, «притягательность» - универсальное свойство, в тои или иной степени присущее всяким произведениям искусства. Однако «притягательность» фотографии все же особенная. Если в кинематографе, литературе, балете и прочих искусствах нам важны авторская задумка, исполнение, - фотографическое изображение (даже «сырое», не оформленное в произведение) может нести мощный духовный (не хочу здесь использовать слово «эстетический») заряд, содержащийся в самом изображенном. Иногда его, этот заряд, именуют «аурой».

 

Главный дар великих фоторепортеров можно описать следующими словами: “Важно уметь предвидеть то, что создаст будущий сюжет”.

 

    Именно в результате совершенствования способности предчувствовать событие, профессионального “понимания того, что фотографируешь”, фотограф оказывается способен запечатлеть важные моменты, позволяющие “рассказать” историю события и передать эмоции.

 

Строго говоря, нас окружают объекты. Большинство из них нейтральны по отношению к нам, но некоторая часть объектов либо проявляют агрессию, либо являются предметом нашего потребления (физического или нематериального). Фотография твоего ребенка, любимого (любимой), милого твоему сердцу места – этот тип изображений есть предмет твоего личного интереса. Фотография отображает и объекты, к которым ты вроде бы не имеешь никакого отношения. Тем не менее, некоторые фотографические изображения тебя восхищают, изредка даже потрясают. Значит, они содержат информацию, существенную для тебя лично. Часто твое восхищение объяснимо: тонко передан характер модели, отражена нетривиальная ситуация, великолепен свет, найден совершенно неожиданный ракурс ets. Иногда твой интерес к данной фотографии совершенно непонятен. Просто, изображенное тебе симпатично, оно возбуждает светлые (или смутные, таинственные) чувства. Часто (даже слишком часто) казалось бы, нейтральное изображение вызывает отторжение, даже несмотря на то, что оно не раскрывает сцены насилия или нечто кровожадное иного типа. Это может зависеть от характера самого изображения.

 

Часто говорят, что в основе т.н. «фотографического мышления» лежит умение ВИДЕТЬ. То есть, разглядеть в ткани бытия готовый кадр, вычленить его при помощи кадрирования, организовать пространство, варьируя фокусными расстояниями. Не задумывались о том, что слово «фокус» имеет как минимум два значения?

Мне думается, более существенным для снимающего человека является слово НЕНА-ВИДЕТЬ. То есть, внутреннее неприятие того или иного предмета, человека, явления. Мир состоит в той или иной степени из того, на что на смотрим с удовольствием либо неприятием. Если мы что-то НЕНА-ВИДИМ, нам на ЭТО смотреть отвратительно. ВИДЕТЬ в таком контексте почти равнозначно: «любить», «обожать». Ведь антоним слову «ненависть» - «любовь».

Как не стать частью тупой биомассы, которая умеет только пожирать – в том числе и изображения? В принципе, этот планктон не умеет толком не любить, не ненавидеть. Он умеет только поглощать контент, а выделять экскременты. Именно поэтому Интернет порождает сонмы единиц визуального контента – потому что массе нужна пища. Толком мало кто пытается разглядеть – наблюдается только поглощение.

Отсюда и среднее время просмотра одного фотоизображения в Сети: три секунды. Очень хорошую фотография рассматривают в среднем 10-15 секунд.

 

Не надо искать большой «глубины» в обычной луже. Лужа хороша лишь только тем, что в ней отражается небо. Каждый объект в какой-то степени «лужа», отражающая что-то более возвышенное. Или низменное. Но в любом случае – иное.

 

Главным аргументом против фотографии с момента ее зарождения было обвинение в бездушности, “фотографичности”. Я и сам немножко “побаиваюсь” фотокамеры. И вот почему. Мне кажется, что в человеке живет (возможно, и постепенно затухая) тайное недоверие к технике, как к чему-то чуждому его природе. И сдается мне, что в этом первобытном страхе есть здоровое зерно: ведь никто не может дать стопроцентной гарантии, что техника (особенно, ее вершина - искусственный разум) в один прекрасный момент, научившись создавать информацию любого рода, не станет самовоспроизводиться. И тогда мы можем оказаться в новом для нас - и, скорее всего, худшем положении.

В творческой фотографии техническое и духовное сталкиваются максимально остро. Результат – порой захватывающие фотографические произведения. Их единицы среди миллиардов серых фотоизображений. Однако, самородки невозможны без руды, это факт. И самое, пожалуй, главное: никому не дано знать, что именно даже в недалеком будущем будет названо «самородком», «жемчужиной». Уж точно нынешние «шидевры» в абсолютом большинстве уйдут в отработанную породу.

С уверенностью могу сказать одно: человек, чьи фотографические произведения в будущем войдут в сокровищницу мировой культуры, наверняка не прятал глаза от Бога.

 

Геннадий Михеев