В конце XIX века в стране стал развиваться капитализм. Закон капитала (стоимость должна приносить прибавочную стоимость) коснулся почти что всех сторон экономической деятельности в России, в том числе иконописи. В год в Холуе производилось более миллиона икон, это баснословный объем. Холуяне имели прозвище «фараоны» - за то, что являлись, мягко говоря, небедными людьми. Простейший экономический закон: в конкурентной борьбе побеждает тот, кто увеличит производительность труда. Что придумали холуяне: если икона пишется под оклад, для чего нужна работа доличника, ежели потребитель видит только лики? Так на рынок хлынули иконы, у которых, собственно, на досках только лики. Вероятно, такие, с позволения сказать, произведения вы встречали. Не буду утверждать, что все холуяне опустились до халтуры; в конце концов иконопись – промысел семейный, а каждая семья (или община) сама решала, увеличивать ли производительность труда за счет сокращения трудозатрат, или писать по-старинке, богобоязненно. Уверен, и среди холуян было много порядочных людей. Как, впрочем, есть и сейчас.

Теперь о сути. До конца XIX века иконы в Холуе писали для Бога. Парадигма капитализма в русских душах (да только ли русских…) оставила глубокий шрам. Если Бога нет, а есть «стоимость, приносящая прибавочную стоимость», значит, все дозволено. Икона, написанная не для Бога, а для продажи – практически манифест безбожия. А после даже историки удивлялись: «И с чего это народ-богоносец с таким энтузиазмом начал уничтожать Церковь?..» А вот, «с чего»: отрицался труд доличника. Да, мастера данного сегмента иконописи считались вторым сортом. Но ведь многие из них действительно ВЕРИЛИ в Бога. Однако представители высшей касты, личники, вступивши в общую партию с офенями, сказали: «Ваш труд – отстой, прошлый век. К черту веру, нам оборот Капиталу подавай!»

И доличники стали пролетариями, причем, в опустились самую что ни на есть маргинальную среду. Как вы думаете, хороша ли была почва для культивирования идей марксизма-ленинизма? И кто, по вашему мнению, первым пошел с мандатами в карманах законно грабить храмы?

Личников после революции не уничтожили (офени-то никогда не пропадают…): импортировали в Холуй, и в другие иконописные центры европейскую технологию лаковой миниатюры на изделиях из папье-маше. Холуйские богомазы перешли в разряд художников, это все же не понижение ранга. Доличники, не имеющие особого дара, пришли на организованную фабрику – малевать копии с чужих работ. И всем было счастье! Тем более что идеи коммунизма немногим отличаются от христианских догм. «Кто не с нами – тот против нас!» Это не только сталинская парадигма, ставшая идеологической основой ГУЛАГа но и слова Иисуса.

Советская фотография чем-то была сродни лаковой миниатюре Холуя: композиционно-безупречная, постановочно-декоративная, слащаво-оптимистичная. Ну, сказка – лучше слова и не придумаешь. Иной образ, преподанный в фотографии – прямая дорога в лагерь, клишировать мозги. Как тогда принято было говорить, «на стройки социализма». Эти «стройки» прошли многие, в том числе и великий Родченко.

Лгали ли великие советские фотографы? Нет, конечно, просто показывали фасад социализма, так сказать, рисовали «позитивный образ советского человека». «Россия – страна фасадов» - говаривал еще Астольф де Кюстин. Она и сейчас такова. Посмотрите благостные картинки из сегодняшнего Грозного: думаете, вся Чечня такая… позитивная?

Еще одна «иконная» история, весьма поучительная. Есть в России село Поим, основанное триста с лишком лет назад раскольниками. Посчастливилось мне побывать в молельне старообрядцев, месте, куда пускают не всякого. Я не слишком хорошо разбираюсь в иконописи, но в избе вижу: явно «доски» дониконовского письма, а может быть, XV-XVI веков. Однако несколько икон сильно выделялись какой-то халтурностью, аляповатостью. Особенно мне запала в душу «Тайная вечеря»; это какая-то карикатура, будто намалеванная Остапом Бендером. Наставник (в беспоповских согласиях это старшее духовное лицо в общине) отметил мою наблюдательность. И поведал правду.

Некий гражданин, выходец и древнего благочестивого рода стал художником, сейчас проживает в Москве. Приехал данный гражданин на историческую родину, его пустили в молельню, и художник профессионально отметил, что ряд икон нуждаются в срочной реставрации. Обещал помочь выполнить непростую работу. Ему «доски» дали, ведь нынешние старики его пацаном знали, свой, как говорится, в доску! Но вернул художник явные подделки. Естественно, я спросил наставника:

- Но вы ведь видели! Почему приняли эту халтуру?

- Господь нас всех ведет. И вы не волнуйтесь, он уже наказан.

- Неужели вы…

- Ну, что вы. Сей раб Божий жив и здравствует. Только он уже пребывает в аду. Живет со своей падчерицей, разрываем страстями. Впору бы помолиться за спасение его души…

Лицо наставника излучало спокойствие. В тот момент я не понял такого, откровенно говоря, «пофигизма» со стороны верующего человека. Теперь, кажется, догадываюсь, что «доски» - лишь средство. Душа – вот о чем думать-то надо.

Маленькая мораль: к движении к успеху, вероятно, не все средства хороши. Насилие над реальностью – в особенности в творческой фотографии – явление привычное. Я и сам частенько «фотошоплю», чего греха таить! И выстраиваю постановочные кадры ради выигрышных сюжетов. Похож ли я на того дельца из села Холуй, который посчитал, что работа доличника – вчерашний день? Вероятно, да – но при условии, что я хочу заработать своим ремеслом или прославиться в качестве непревзойденного маэстро. Существует ли граница, разделяющая «легкое подправливание» оригинального изображения и грубое в него вмешательство?

Творческая фотография – мощный поток, несущийся в реку, называемую «Визуальная Культура Человечества». Река же втекает в океан, который условно можно именовать «мировым культурным наследием». Одна из распространенных ошибок считать, что фотография – некое особенное занятие, в результате которого создается необыкновенный продукт. В реальности при помощи технологии фотографии мы производим визуальный контент, и не более того. Миллиарды фотографических изображений… Какая-то их часть востребована в настоящий момент. Завтра стоимость большинства из них устремится к нулю. Что-то возрастет в цене, причем, ценность некоторых фотографий уже будет определяться не только по денежной шкале, но еще исторической, эстетической, духовной и политической. Какие-то изображения, хранящиеся в негативах или на электронных носителях, вероятно, взорвут будущее. Но в любом случае это будут единицы, миллиарды растворятся в хаосе. Такая получается «фотографическая энтропия»…

Этот же «закон энтропии» распространяется и на произведения живописи, и на графические работы, и на скульптуры, и на кинематографические опыты, и на литературные опыты. Да и вообще на все культурное наследие человечества. Особенность фотографии в том, что фотографических изображений гораздо больше, нежели иных произведений всяческих искусств. Вообще говоря, разобраться непросто, какие фотографии действительно выдающиеся. Тем более невозможно представить, что именно будет признанно «несомненным шедевром».

Всегда есть группа лиц, зарабатывающая немалые деньги на спекуляции культурными ценностями. Все просто: «раскручивается» автор, массам навязывается мнение о том, что данный творец – гений. Ну, и продолжается игра на повышение рыночной стоимости ряда произведений. Обычный пиар, настоянный на отработанных веками технологиях. И что интересно: раскручиваемый автор может быть действительно выдающимся мастером, а может являться обычным ничтожеством. Нам не дано предугадать…

И вот, что интересно. Анализ произведений разнообразных авторов, в том числе использующих в своем творчестве технологии фотографии, показывает, что на самом деле все они предстоят перед одной стихией. Можно выразиться, что они стоят пред Господом. Кто не верит, может сказать: они прислушиваются к голосу своего сердца.

Есть смысл припомнить категорический императив Эммануила Канта, вторую его формулировку: “Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему, как к средству”. Так получается, что в творческой фотографии мы ИСПОЛЬЗУЕМ реальность ради реализации наших креативных задумок. Фиксируя видимый мир, мы вольно и невольно задеваем другие миры, существующие в иных плоскостях, в том числе и духовной (есть еще плоскости этики, политики, экономики, науки, образования).

Творческий фотограф манипулирует реальностью в любом случае. Ежели нет у тебя «царя в голове», ты натворишь много всего такого… Все зависит от нас: мир спасет не только красота, но и доброта и любовь.

Ты смотришь на мир через видоискатель камеры и не знаешь, видишь ли Бога, или нет. Этого вообще никто не знает, вероятно, даже Бог. Но, если ты не прячешь глаза и тщишься видеть, есть вероятность, что Бог смотрит на тебя. По крайней мере, если ты не спрятал глаза, не затаил корысть, шанс есть. Другой вопрос – надобен ли он вообще. Без него, то есть, без шанса на то, что Господь видит тебя и помогает тебе, даже легче. Потому что отсутствуют обязательства, отягчающие существование.

Кто-то скажет: фотография вне этики, она выше условностей. Может быть. Хотя, фотография – всего лишь техническое средство. Да, брутальнось фотографии и ряда фотографов – притча во языцех. «Личники» торжествуют! Просто вспомните, какие картины «рисуют» нам шорт-листы «Уордпрессфото». Напомню: картины Апокалипсиса. Кто-то думает: авторы и организаторы подыгрывают вкусам с завышенной планкой кровожадного восприятия. Иные заметят: таков мир в реальности, именно фотографы кричат об этом, требуя прекратить наконец зверства.

Современный тренд медиа-фотографии в том, чтобы подчеркивать жестокость мира и бессмысленность насилия. Сильно ли это помогает борьбе за мир? Сомневаюсь. А как быть с нашествием гламура? Ведь то, что является немедиа-фото и несветским фото (поле деятельности папарацци) – сплошной глянец, «светлый сладостный стиль».

Получается, либо гламур – либо чернуха, жесть. Нормального человека должно от этого тошнить. Но не тошнит. Потому что мир ненормален? Ну, уж нет – ежели неадекватен весь мир, значит, это уже норма. Напомню: за всю историю журнала «Тайм» только один раз на его обложки не было картинки. А была надпись: «Бог мертв?»

Именно такой вопрос когда-то задали себе холуйские иконописцы. По сути, они не виноваты – просто развитие капиталистической системы производства толкнуло их на радикальное изменение технологии. Всего лишь технологии – не более того. И чем для них это обернулось… А пришли маргиналы, пролетарии – и всех к черту смели. Промысел не развалился, пришла другая технология, главенствовать стала иная этика, коммунистическая. И основана она была, к слову, на христианских (читай – общечеловеческих) заповедях. Ну, как всегда, постреляли, посадили несогласных. Обычный исторический процесс.

Ныне, в связи с брутализацией творческой фотографии и вообще культуры – может прийти религия, запрещающая не просто изображение зверств, но изображения вообще – какие бы то ни было. Например, ислам, или еще что-то более радикальное. Фотографов сочтут шайтанами и начнут прилюдно вешать. Моделей, в особенности позировавших без одежды, забьют камнями. Закрутится новая спираль насилия. Только общество об этом не узнает, ибо не будет документов. Такая вот перспективка. Мрачная больная фантазия? А кто думал в Германии в 1933 году, что людей будут живьем сжигать в печах?

4. Бригада подмастерьев

Мы стоим перед основным парадоксом:

без техники невозможна культура,

 с нею связано возникновение культуры,

и окончательная победа техники в культуре,

 вступление в техническую эпоху влечет

культуру к гибели...

Николай Бердяев

Разве боится влюбленный показаться смешным? Нет – он все сделает ради объекта своей любви – даже если это будет представляться нелепым. Влюбленные, безумцы и поэты… Главное – любить; это и к фотографии имеет отношение, и к миру вообще. Видимо, поэтому фотографические произведения столь разнообразны и одновременно… однообразны. Люди, увлеченные фотографией, по крайней мере, не стесняются демонстрировать плоды своего творчества. Часто от данных плодов тошнит. Изредка душа возрадуется. Да, фотографий разных типов, мягко говоря, немало, Но, если к данному массиву относиться как к собранию продуктов влюбленных людей, вполне можно перенести эдакое визуальное наводнение.

Фотографы разных мастей радостно плодят «шидевры». И пачками выкладывают их на всевозможных ресурсах, ожидая положительной реакции зрителя. В общем и целом качество фотоконтента все-таки растет. Проблема, пожалуй, в том, что повышается исключительно техническое качество. Я же говорю о другом; собственно, о цели, ради достижения которой (в любви, в общем-то, все средства хороши) мы готовы преодолевать неимоверные трудности. Цель проста: высказаться при помощи своих фотографических произведений, излить душу. Закодировать в фотографиях личные переживания, эмоции. Или это не так – просто идет грандиозное соревнование в степени овладения мастерством?

Всякому, даже самому творческому труду присуща рутина, каждодневная, зачастую излишне тупая, монотонная работа. Если ее не делать, образуются завалы, ты утонешь в «долгострое». Для устранения препятствия есть два пути: стать богатым и нанять помощников (слуг, «негров»), либо осваивать новые технологии самому. В любом случае идет работа на результат, на фотографические произведения, должные получить признание. Иначе – ради чего вкладываться? Это Серафим Саровский когда-то говорил, что смысл жизни человеческой (христианской) в стяжании духа Господня. Ныне большинство стяжают авторитет, иначе говоря, зарабатывают рейтинг, утверждают статус.

Мы осознаем, что рейтинг ниспадает, едва ты оставляешь игру. Эдакая слава, «индекс цитируемости» - как воздушный шар, нуждающийся в горячем воздухе. Те, кто делает себе карьеру во всемирной Паутине (в том числе и фотографическую), прекрасно знают, как легко скатиться вниз в рейтингах, едва ты оставляешь «мотор подпитки» без внимания хотя бы на месяц. Это касается бытования фотографии в Сети, и вообще бытования всего сущего в медиа-пространстве. Я пишу эти строчки в момент, когда поп-деятель Борис Моисеев лечится после инсульта. На Новый, 2011-й год он присутствовал на все телеканалах… в записи. И вот уже более полугода о Моисееве вообще не вспоминают! Нет картинки – нет человека… Вот он, примитивный закон современной гламурной жизни с культом вечной молодости. Недавно Людмилу Марковну Гурченко хоронили. Она умерла вечно юной… по крайней мере (на картинке) молодой и энергичной. Но умерла. Дожив в сущности до старости. Блажен, кто смолоду был молод, в зрелости был зрел, а в старости не боялся стать старым. И кто бы мог предположить, что на обложке таблоида поместят крупным планом портрет Людмилы Марковны… в гробу? Рейтинг? Ну, да, он, родной. Тираж издания, вероятно, взлетел. Но все это смахивает на технологию холуйских икон без труда доличников (см. предыдущую главку)…

Современная фотографическая техника позволяет достичь великолепного технического качества. Практически без участия фотографа, точнее, при минимальных трудозатратах с твоей стороны. Всякие средства программной обработки типа фотошопа способны огламурить любую страхуевину. Это как на твоей стороне (если ты, к примеру, живописец) работает целая бригада подмастерьев, растирающая краски, грунтующая холсты, моющая кисти. То есть, технические средства упрощают для тебя сам процесс. Это неплохо, ведь ты избавлен от рутины и можешь целиком отдаться творчеству. Чего не могут подмастерья? Придумать идею, воссоздать сам дух жизни.

То есть, мастерство, техническое совершенство противостоят естеству. Плюнуть на это, снимать моноклем, или, прости Господи, пинхолом, а печатать амбротипии? Тоже выход, но здесь, строго говоря, мы тоже получаем насилие над реальностью. В конце концов, в фотошопе полно фильтров, имитирующих всякие умышленные УХУДШЕНИЯ (технические) изображения. Производители техники некоторые «художественные» фильтры уже вкладывают в прошивки фотокамер. Есть даже фильтр «типа ломография». Технические изгаления я рассматриваю как вариант бегства от реальности, стремление в сторону классического изобразительного искусства. Поклонников пикториализма надо хотя бы уважать – за самоотверженность и стремление вложить в произведения душу. Но ведь, ежели рассудить, живописец тогда и поболе души вложит, если пропустит увиденное через мозг, и посредством рук, пальцев, кисти, красок воспроизведет на холсте нечто идеальное. А то ведь получается, пикториалист – художник под личиной фотографа. Ни рыба, ни мясо.

Вернусь к теме фоторепортажа. Если выражаться совсем уж запросто, репортажная съемка – это съемка двигающихся объектов. Это и спортивное фото, и анимализм, и репортерская работа, и стрит-фото, и вообще любая съемка того, что перемещается в пространстве. Строго говоря, при помощи технологий фотографии мы именно изображаем объекты. Но это в техническом смысле. Если говорить о творческой фотографии, мы при посредстве фотографических технологий и личного умения стараемся отображать отношения между объектами, да, к тому же наше к ним отношение. Именно поэтому техническая фиксация событий, например, автоматическими камерами наблюдения – это не репортаж, ибо серия изображений лишь документально фиксирует видимую реальность.

Можно вычленить несколько изображений из тысячи или десяти тысяч «слепков реальности», можно выстроить и репортаж, причем, вполне осмысленный и с драматургией. В конце концов, если у подъезда наркоман отнял сумочку у пожилой женщины, пятью-семью снимками вполне можно изобразить целую драму. Язык ее будет предельно обеднен, ибо ракурс и план одни, свет постоянен, но все же это рассказ. Так сказать, видеоряд для протокола.

Ежели скрытую камеру поставить в некое общественное место (надеюсь, не в баню…) и посадить управлять ею оператора, он уже будет производить отбор в процессе съемки. Выбирать нужные объекты, дожидаться интересного, выразительного момента. И сразу возникает вопрос вторжения в частную жизнь: оператор уподобляется «большому брату», читай, богу, который в определенной мере манипулирует реальностью. Нехорошо, соглядатайство какое-то получается, вуайеризм.

Однако, когда человек примется вырезать кадры, полученные при помощи автоматической камеры наблюдения, он так же уподобится соглядатаю. Фотография вообще толкает нас к соглядатайству, ибо снимающий человек всегда наблюдает мир со стороны. По отношению к различным объектам типа луны, птичек или тумана это не вызывает нареканий. Проблемы возникают только когда в кадр попадает хотя бы один посторонний человек. И иногда и непосторонний…

Не так давно оригинальный проект затеял преподаватель фотографии Нью-йоркского университета: он вмонтировал в свою голову  камеру диаметром 5 см. и толщиной 2 см. Камера делает снимки раз в минуту, и они транслируются на большой монитор, расположенный в Музее современного искусства в Дохе. Искусство? Да нет, скорее, перфоманс. А сейчас и не поймешь, где кончается искусство, и начинается выпендреж. И где за рябью выпендрежа открывается реальная жизнь. Все смешалось – и не только в доме Облонских, но и вообще в наших мозгах.

Фотография не искусство, а всего лишь техническое средство. Одно из технических средств, которое может использовать мыслящий себя художником. С другой стороны, фотография – не естество, а все то же техническое средство, при помощи которого пытливая натура тщится понять естество.

Фотография – не средство массовой коммуникации, ибо набор технических приемов и приспособлений способен только зафиксировать видимую реальность, в то время как переносится информация при помощи нефотографических средств.

Так что же такое фотография? Мне думается, прежде всего она изобретена человечеством для того, чтобы хранить милые нашему сердцу образы. А, если говорить совсем уж запросто, фотография – интересное занятие, порою захватывающее. В «бромсеребрянную» эпоху колдущий в лаборатории под красными фонарями фотограф был немного алхимик, «волшебник тьмы и света». Пробовавшие помочить дланями фотокарточку в кювете с проявителем наверняка не единожды представляли, что в какой-то степени являются демиургами, творящими чудо. «Цифра», позволившая всякие «темные» процессы доверить процессору (извиняюсь за тавтологию), лишает нас ощущения волшебства. Но уходит ли, собственно, чудо?

Технология так и будет развиваться, по крайней мере, при главенствующей парадигме «вертикального прогресса». Возобладает в обществе идея какого-нибудь «консервативного регресса», речь будет идти об ином. Например, вдруг некий фанатичный религиозный авторитет провозгласит, что фотография от шайтана… Но пока что главенствует западная модель творческой фотографии, в русле которой прежде всего судят, КАК СНЯТО, а не ЧТО СНЯТО.

Да, медиа-пространство совершенствуется, растет. Не отстает и культурное пространство, в котором появляются совсем неожиданные проекты, призванные в первую очередь шокировать аудиторию. Некоторые считают, что культура в противовес технологии стагнирует. Не нам судить, куда ведут пути авангарда; в конце концов, Пикассо сотню лет назад многие считали именно деградантом. Ныне, глядишь ты, очереди стоят, как в лучшие времена на Илью Глазунова. Нам внушили, или действительно шедевры? А ведь в творческой фотографии тоже много всего… такого, что дорого и почитаемо. До поры – до времени… Например, Хельмут Ньютон.

Раннюю свою работу «Чудо фотографии» я заканчивал словами:

«В эмбриологии существует гипотеза, согласно которой человек (если исходить из объективных законов эволюции) должен находиться в утробе матери 21 месяц. Мы рождаемся еще не «окостеневшими», с ограниченным набором неразвитых рефлексов, неспособными к какому-либо действию кроме плача и сосанию материнского молока. И младенец видит мир как бы «изнутри». И мир до определенного момента воспринимается младенцем, как «материнская утроба», то есть, часть его самого, субъектом.
Но наступает тот самый момент Х, когда мир приобретает черты объекта: враждебного и полного агрессивных намеков. В детстве все другое: небо, деревья, солнце, воздух, трава... кажется, будто природа еще пытается разговаривать с человечком на понятном им обоим языке. Она разговаривает и с нами, но кто во взрослом состоянии захочет слушать пение ручья, шум ветра в вершинах деревьев, блеск далеких звезд? А многие ли обращают внимание на шевеление трав на ветру, на блик от сосульки, на фактуру стены или переход тонов на человеческом теле?

И здесь мы вернемся к светописи. В фотографии мир как бы изображает сам себя, при помощи света. И как иногда странно осознавать себя участником этого чуда...»

В эссе «Не прячь глаза от Бога» хочу оттолкнуться и шагать далее. В неизвестность, а значит, вероятность ошибки высока. Но разве не величайшее счастье – постигать тайное?

5. Люди визуального образа

Отстранение художника от объекта

 становится гораздо большей проблемой

для фотографии, чем для других искусств,

именно по той причине, что

фотограф вынужден занимать отстраненную

позицию в ситуациях, где необходимо

проявить человеческую солидарность.

Рудольф Арнхейм

Многие мэтры раздражаются от слова «фотка». Среди таковых, впрочем, встречаются и неплохие люди, разве только, нетерпимые к простонародно-молодежному сленгу выказывают свое отношение к фотографии как… к религии. Всякая нетерпимость – признак фанатизма, в том числе религиозного. Вообще говоря, фанатики движут миром, но как-то с ними все же неуютно. А, когда фанатики перестают «рулить» мы всегда почему-то облегченно вздыхаем.

И вот вопрос: а надо ли вообще из чего бы то ни было делать религию? Ведь вера – такое интимное дело… Стоит ли создавать фетиши, а после ревниво оберегать их от мнимых демонов? Современная фотографическая деятельность во многом замешана на коммерции, а в бизнесе нет мелочей. Придумывается миф (например, о шедевральности черно-белой фотографии), при помощи которого легче продавать фотографические серебряно-желатиновые отпечатки. И ведь фанатики аналоговой «документальной» фотографии искренне убеждены в истинности своих убеждений. Хотя, на самом деле они всего лишь являются участниками арт-рынка (по счастью, производителями контента, а не посредниками-продавцами).

Плюс к тому всеобщее увлечение фотографией на руку фирмам, производящим фото-гаджеты. Многие «гуру» пиарят фотографическую аппаратуру определенного производителя, порой ничего за это не имея. Почему? А просто, надо что-то говорить, в особенности когда ряд почитателей раскрыли рты и готовы тебе внимать. Эту пустобрехую мельницу подстегивает блогосфера, поскольку заведший себе аккаунт фотографический гуру в своем блоге должен что-то говорить, хотя порой и сказать-то нечего, а частенько сильно не хочется… а надо, ведь твоя аудитория ждет новой «воды на блогомельницу».

Ну, и без корысти не обходимся. Я знаю фотомастеров, которых фирмачи просто-напросто ангажируют, предоставляя в безвозмездное  пользование новейшие камеры и объективы. Нормальный процесс – ведь даже теннисисты в соответствии с рекламными контрактами пользуются ракетками определенных брендов. Забавно наблюдать, когда кучкуются поклонники «Лейки». Я, например, знал одного страстного «леечника», митрополита Питирима, которые еще при советской власти имел ПОЛНУЮ коллекцию «Леек». Хороший, кстати, был человек. Но вот интересно: почему среди писателей и пишущих журналистов нет «тусовки» поклонников ручки «Паркер»? Или все-тики, пишут больше головой, нежели ручкой? Ну, да: творческая фотография – искусство техническое, простенькой мыльницей шедевра не снимешь. О, опять «шидевр»…

Впрочем эта глава не об индустрии, а о том, почему нас увлекла  фотография. Извините, что сильно отвлекся; выхожу теперь на «магистральную» линию. Смею предположить, что надо обладать определенным психофизическим складом, чтобы творческая фотография стала для тебя отдушиной или средством самовыражения. Давайте быть честными великолепное фотографическое произведение от посредственного (коими кишат всякие яндекс-фотки) отличить могут далеко не все. Но «продвинутые» фотодеятели все же приходят к согласию относительно тех или иных «фоток». Выдающиеся произведения – и это мое личное наблюдение – всегда остаются замеченными и оцененными. Всегда – исключений я не встречал. Все почему: люди определенного психического склада «чувствуют» произведения визуального искусства, к тому же они знакомы с контекстом, знаю, что есть штамп, а что – новое слово. Есть пример фотолюбителей, основной профессией которых являются иные творческие деяния. Например, поэт Евтушенко, музыкант Намин, актриса Лолобриджита. Они с завидным упорством творили штампы, наверняка будучи уверенными в том, что на поприще фотографии производят нечто значимое.

Для автора, подвизающегося на ниве «чистой» фотографии (то есть, фотографии, не допускающей трансформации изображения), остается только одна степень свободы: поиск пластического образа. Использование «экстремальных» широкоугольников, размытие фона, длительная экспозиция, свежие ракурсы – все же приемы, а не метод. «Ловля» мгновения, построение кадра – гораздо более весомая задача. И вот здесь громадную роль играет личный дар, который я именую «пластическим чувством».

Грация Нери в работе «Фотожурналистика сегодня» пишет: «Фотография как непосредственное и сухое документирование события делает очевидной способность фотографа поймать самую суть события. В этом отличие англосаксонского способа мышления от того, что составляет зерно европейской фотографии, имеющей тенденцию отражать историю не так прямолинейно. Эта разница отражается и в самом языке. Англосаксы более синтетичны по природе: для выражения одной и той же идеи им потребуется всего нескольких слов сонета, а француз или итальянец на ту же тему напишет многословную поэму…

Огромное количество ассоциаций во всем мире, представляющих фотографов и занимающихся защитой автономного языка фотографии, опускают руки и сдаются, наталкиваясь на стену равнодушия людей, с которыми им приходится общаться. Только самые крупные имена способны, хотя бы частично, добиться к себе уважительного отношения, а это только усугубляет ситуацию, сложившуюся в фотожурналистике. Иногда оказывается достаточно небольшого инцидента, чтобы разрушить карьеру молодого фотографа в самом начале пути или ограничить его творческий потенциал унизительными рамками рутинной работы. Так возникают легенды, согласно которым фотографы по натуре люди очень раздражительные, с повышенной чувствительностью, меланхоличные, неразговорчивые, нуждаются в руководстве не только с технической, но и с психологической точки зрения».

У одних получаются выразительные, яркие фотографии, у других не получается ни черта. Причем, первые научаются творить «красивые фотки» почти сразу же после того как они только овладевают фотокамерой. Вторые сколько не бьются – все одно из года в года лепят откровенную х…ю, причем, будучи уверенными в своей несомненной фотографической одаренности.

Ясно, что одаренные это понимают, бездарные – нет. Что есть это «пластическое чувство»? Отвечу странно и непонятно: умение воплощать въяве свои сны. Звучит как бред? Да, верно. Но ведь и сны частенько похожи на бред! О жизни распространяться не буду, и она порой тоже напоминает бред, поговорю о снах. В сновидении очень часто мы попадаем в абсурдные ситуации, когда вдруг соединяются несоединимые вещи, создаются нетривиальные, абсурдные ситуации. Но ведь и фотографические сюжеты бывают такими же! Фотографы зачастую специально ищут в реальности (или конструируют) такие сюжеты. Они приковывают внимание зрителя, будоражат воображение. Собственно «композиция» согласно одному из определений этого непростого слова, есть «сочетание каких-либо элементов, объединенных общим замыслом, идеей и т.п. и образующих гармоническое единство».

«Пластичный» (если говорить о самом понятии) – значит «податливый», «изменчивый». Определение – уже ключ к пониманию «пластического чувства». Я убежден, что в основе дара фотографа лежит понимание Мира как непрерывно изменяющейся сущности; еще я называю этот психологический механизм «чувством хрупкости бытия». То есть, снимающий человек волей-неволей воспринимает мир как нечто текучее, неуловимое. Фотографический снимок – лишь жалкий слепок реальности, несущий черты истины, но истиной не могущий стать никогда. «Мы играем с исчезающими вещами» - таково одно из любимых выражений Картье-Брессона.

Бернар Вербер в книге «Энциклопедия относительного и абсолютного знания» пишет:

«Люди делятся на три группы. На использующих визуальный язык, на использующих аудиоязык и на использующих язык тела.

Люди первой группы (визуальный язык), не замечая того, говорят: «Видишь», поскольку они общаются при помощи образов. Они показывают, наблюдают, описывают при помощи цветов, уточняют «это ясно, это неясно, это прозрачно». Они используют такие выражения, как «розовые очки», «все это уже видели», «зеленая тоска».

Люди второй группы (аудиоязык), не замечая, того, говорят: «Слышишь». Они используют звучные выражения, напоминающие о музыке и шумах: «глухой пень», «колокольный звон», употребляемые ими прилагательные таковы: «мелодичный», «нестройный», «слышимый», «шумный».

Люди третьей группы (язык тела), не замечая того, говорят: «Чувствуешь». Они оперируют ощущениями: «схватываешь», «испытываешь», «растекаешься». Они используют выражения: «он сел мне на шею», «хорошенький, так бы и съел его», употребляемые ими прилагательные таковы: «холодный», «жаркий», «волнующий/спокойный».

Принадлежность к группе можно определить по движениям глаз человека. Если его просят что-то вспомнить и он поднимает глаза к небу, это «визуальщик». Если он смотрит в сторону, это «аудист». Если он опускает глаза, словно ищет былые ощущения в себе самом, это «сенситивист»…»

Есть много людей, которые даже не подозревают о том, что Господь наделил их особенным, «фотографическим» мышлением. В этот вид мышления включено многое, в том числе и стремление остановить в памяти зрительные образы. То,… Продолжение »