Странное, не с чем не сравнимое чувство при просмотре старых фотографий. Что-то невыразимо чистое сквозит в них. Кажется, только вчера репортер на какой-то сверхсекретной машине времени слетал в те годы и отснял пару роликов. Больше всего обескураживает двойственность чувства: с одной стороны понимаешь, что всего того, что запечатлено на снимке, скорее всего, уже нет, но с другой стороны, это есть, и явлено оно нам в виде этого вот картонного отпечатка. Вот так люди тогда одевались, такой комплекции были (замечаешь, что и тогда не отказывались хорошо поесть). А на лицах тех, ушедших, - лежит непередаваемая печать умиротворения (ладно - сто пятьдесят лет назад этому способствовали неимоверные выдержки - нужно было несколько минут сидеть, не двигаясь, но и произведения эпохи мгновенного фото тоже полны спокойствия на лицах). А в общем-то, такие же, как мы люди, и ничто нас не рознит...
Но позировать перед фотографом люди научились сразу. Все просто: мы всегда играем в жизни определенную роль, а маски нам носить не впервой. И все равно, кажется почему-то, что когда-то люди были более открытыми.
Рассудок понимает, что это не более чем идеализация прошлого, “кристаллизация” вокруг ушедшего легенд и тайн. Чем старее документ, тем больше этот таинственный нарост. Но уж так устроен человек: не может он без мифа. Кто-то возразит, что фотография здесь не при чем, что просто время все сущее заволакивает туманом таинственности, и я с вами соглашусь, но с некоторой оговоркой: фотография - нечто большее. Являясь в каком-то смысле срезом временного потока, фотоснимок обладает свойствами не только бытия, которое им отражено, но и самого времени как категории. Проще говоря, фотография - инструмент, способный воздействовать на время, клин, выбивающий клин. Возможно, воздействие это ничтожно, но факт, что фотография подарила нам возможность ощутить этот таинственный процесс: ход времени. И поэтому чудо фотографии вызывает у меня чувства, несколько отличные от испытываемых мною ощущений при просматривании, к примеру, старинной книги.
Эпохи следуют друг за другом с умопомрачительной скоростью и их смена вбирает в себя трагедию в невозможном, казалось бы, соединении с праздником. Но в любом случае мы, влекомые необратимым потоком истории, чувствуем значимость перемен. Фотография же уравнивает все времена, ставит их как бы в одну линию. С помощью этого хитрого инструмента - фотокамеры - человечество имеет возможность созерцать свое ( и не только свое) бытие. Рядом уживаются и дагерротип с портретом вольнодумца, и хроника Первой Мировой войны, и снимок человека в космосе, и Бог его знает, что еще. Так фотография выбрала себе в музы Клио. И служит этой капризной девице до самозабвения.
Клио хоть и капризна, но чрезвычайно щедра. Человек, занимающийся фотографией, подобен чудотворцу; ведь он делает совершенно немыслимое, со здравой точки зрения: останавливает поток времени. Пусть только так, делая тонюсенький временной “срез”. Но сколько нужно было пройти цивилизации, чтобы этот процесс стал реализуемым!
Возможно, с годами притупляется чувство необъяснимого ликования, когда на отпечатке, проявляемом в кювете, появляются сначала слабые контуры, а затем и само изображение. Но тот, кто это чувство испытал, поймет меня: в первые разы это действительно похоже на волшебство. К сожалению, вырастает целое поколение фотографов, которые не только печатать фотографии не умеют, но и пленку в бачке проявлять. С одной стороны, это и хорошо, ведь ты имеешь возможность целиком сосредоточиться на съемке - остальное за тебя доделает техника. Но легко ли прожить без момента, когда зафиксированный тобою миг, как в волшебном зеркале в сказке, медленно предстает перед тобой... И ни будь тебя, этот момент канул бы в вечность, так и не оставив следа.
Каждый человек, взявший в руки фотоаппарат, становится членом тайной лиги борцов со временем. Может быть, мы потому и смеем называться высшими созданиями, что смеем отваживаться на такое?
И еще - власть над миром. Фотограф создает не просто фотоснимок. Это частица бытия, с которой хозяин ее вправе поступать, как ему угодно: выбросить фотографию в корзину, заключить в рамку или опубликовать в газете. А можно заретушировать детали, кажущиеся ненужными, или смонтировать свой мир. Как маленький диктатор, человек при помощи фотографии может творить метаморфозы с окружающими его вещами и людьми, одновременно не причиняя никому и ничему вреда (что многие могут оспорить). В этом смысле каждый фотоснимок - очередная попытка сотворить мир, пусть и игрушечный.
Сотворение мира - дело чрезвычайно тонкое и благородное, но и в быту нашем фотография - вещь необходимая. А посему хочу воспеть те фотографии родных, которые мы вставляем в рамки, носим с собой в бумажниках, и бережно храним в семейных альбомах. Нам не нужно особенного художественного эффекта в них. Единственное, чего мы требуем от фотографа - как можно более полного сходства с оригиналом. Мне думается, что обилие семейных фотографий на стенах деревенских домов объясняется желанием их хозяев, чтобы все предки (жившие в фотографическую эру) присутствовали в жизни ныне существующих, оценивали поступки своих потомков, а иногда и помогали в трудную минуту. И мне тоже иногда не хватает подобной опоры. Так фотография воссоздает подобие “мира теней”, когда дорогие нам образы, собираясь в единый сонм, становятся частью нашего бытия.
Но до борьбы было еще далеко (точнее, до осознания этой борьбы), когда фотография только родилась. А появилась она всего лишь как забавный аттракцион. То есть, фотография - порождение “карнавальной” культуры. Но подобное утверждение вскрывает только верхний слой проблемы. Конечно же, открытие фотографии обуславливалось и другими причинами. Одна из них - все увеличивающаяся потребность человечества в информации. И в частности, в достоверной визуальной информации. У фотографии был период моды, когда общество было просто без ума от нее. Да и сейчас то и дело появляются “модные течения”. Вообще проблема генезиса фото-культуры чрезвычайно сложна и до конца не изучена, да я и не специалист в этом. Отметим одно: фотография с момента своего рождения обладала довольно своеобразным качеством - “чудесностью”.
Тогда фотограф был волшебником. Его ремесло можно было отнести к проделкам Сатаны (и относили!). Сейчас же... Конечно, ничего печального в том, что занятие фотографией потеряло черты загадочности, нет. В конце концов, прекрасно, что такой инструмент, как фотоаппарат легко подчиняется даже первокласснику. Моцарт вряд ли стал бы Моцартом, если б занялся музыкой лет в двадцать.
Фотография как таковая - не искусство. Это - инструмент. Отсюда всеобщее заблуждение, что овладение инструментом в совершенстве есть уже гарантия успеха. Но фотограф живет не в своем ремесле - он живет в мире. Фотография помогает ему лучше понимать, чувствовать мир. Один из мудрецов определил фотографию как инструмент эмоционального постижения мира. А мы часто совершаем ошибку, ставя во главу угла хороший снимок, даже не задаваясь вопросом: а приблизил ли этот снимок меня к пониманию бытия?
...Кто из нас не испытывал особого, необъяснимого подъема, посетив места своего детства, в которых не был давным-давно? Часто в своих воспоминаниях о детских годах мы представляем себе это место в особой сказочно-романтичной окраске. Тогда все было странным, таинственным и живым... Сейчас же, находясь в прочных оковах логического мышления, уже трудно находить сказочное в таком прозаическом мире. Тем не менее человек до конца своих лет хранит в душе это первое детское впечатление, вплоть до преклонения перед ним. Недаром многие, отжив свой век, едут умирать на Родину.
...Достоверно ли натуралистический снимок отражает реальность? Нет, конечно, ведь фотография допускает ряд условностей: двухмерность, ахроматичность черно-белых снимков и нарушения цветопередачи цветных, градационные искажения, нерезкость планов. Более того - даже зеркала отражают действительность с множеством “упущений”. Неполность отражения позволяет фотоснимок отнести к разряду моделей. Фотографическое произведение является моделью, выделяющей определенные ценности. Это - модель творческая, поскольку содержит значительно больше информации, чем выражает. То есть, художник вкладывает в свое произведение то, что сам порой и не сознает, восхищение зрителя порой для него оказывается полной неожиданностью. Разве не было такого в вашей практике, когда знакомые превозносили вашу фотографию, в то время как сами вы считали ее чуть ль не браком?
Фотографии по природе ее мир чужд. Именно чуждость камеры внушала многим и многим на протяжении ста семидесяти лет стойкую нелюбовь к этому прибору. Многие меняли негативную точку зрения, а кто-то до конца своих дней оставался ярым врагом фотографии... Читатель, возможно удивляется такому повороту в рассуждениях автора: начинал с восторженных слов о фотографии, и вдруг - резкие слова о чуждости ее человеку! В этом как-то не шибко много логики...
С древности люди различали внутреннюю и внешнюю формы красоты (у греков “калос” и “каллос” означали “прекрасное” и “красивое”). О форме, как правило, говорят “красиво” (“уродливо”). Но понятия “прекрасное” (“безобразное”) вряд ли подходят к оценке внешности. Понятие прекрасного находится в каком-то внутреннем родстве с этическим понятием “доброго”. Красоту же сознание человека связывает с чем-то обманчивым, “холодным” (зато истина - красива!), предполагающее даже наличие злого духа. Равнодушный фотоаппарат и пристрастность вплоть до предрассудочности нашей оценки внешней оболочки мира - неплохая “связочка” - не правда ли? Но вот фотоаппарат берет в руки человек…
И человек с фотокамерой в руках вынужден преодолевать абсолютную объективность этого прибора. Фотограф призван (кем?..) занять парадоксальную позицию: одновременно ощущать себя частью фиксируемого мира и быть как бы в стороне от него, наблюдать этот мир в видоискатель камеры.
Фотоаппарат становится средством “отстранения” фотографа от мира, вплоть до отчуждения. “Отстраняясь”, фотограф как бы играет роль некоего бестелесного духа. Он стремится стать в идеале виртуально невидимым существом (но он видим!...). Он уже не человек и - человек одновременно. Он входит в эту роль для того, возможно, чтобы рассказать людям, что может видеть этот “дух”. Вот он витает над миром и заглядывает в глаза людей, удивляясь необычности вида привычных, казалось бы, предметов, пытаясь понять: кто или что главное в этой “каше“? Зачем все это, и куда оно движется?...
Ремеслом фотографии заняты многие и многие, но кто из них обладает искусством... восхищения? Я уверен, что таких людей тоже много, правда, большинство из них не разу не брали в руки фотоаппарат. Те же, кто знает толк фототехнике, - прекрасные ремесленники, имеющие весьма сомнительную принадлежность к “гильдии” художников. Четкой границы между художником и нехудожником не существует - и слава Богу! Я даже хотел бы, чтобы существовал некий фундаментальный запрет, не позволяющий провести эту границу, иначе, если начнется дифференциация, такое будет - что и представить страшно...
Многие из людей, берущих в руки фотоаппарат, думают, что прикосновение к красоте будет одаривать их только хорошими эмоциями. Наверное, поэтому фотолюбителей - такая огромная армия. Большинство не мучается проклятыми вопросами и регулярно воспроизводит бесконечные (но не становящимися пошлыми!) закаты. Возможно, качественно сфотографированный закат и может быть назван произведением искусства. Вся беда в том, что зрители в большинстве принимают данное творение именно за высокое искусство. Но это вовсе не страшно; не будем забывать, что фотография - не более чем средство, и, если ты увидел что-то красивое в природе, не грех этой красотой поделиться с другими, тем более что и в фотографическом пейзаже есть много путей к совершенству. Страшнее другое веяние: иногда всерьез слово “прекрасно” заменяется на “стильно”. Но никто же не виноват в том, что в нашем бытии наибольшую стоимость имеет рекламная фотография. Реклама также не чужда искусству, но, заметьте: здесь фотография теряет самоценность, ведь ее прикладная задача - “впарить” то, что она в данный момент призвана восхвалить.
Далеко не всякая фотография способна оставить “зарубку” в человеческой памяти. Более того: это свойство присуще только великим фотографиям, которых очень немного. Их никогда и не будет много, ибо большое количество выдающихся фоторабот перерастает в качество, а свойством запоминаемости обладают лишь те, что находятся “на гребне”. Здесь я говорю об эстетической ценности фотографий, а не об исторической, которая неизбежно возрастает по мере “старения” того или иного события. Находятся люди, оспаривающие вообще право фотографии на самостоятельность. Они утверждают, что фотография не является отдельной частью визуальной культуры человечества, а лишь “адсорбировалась” на ней, зарабатывая сомнительный авторитет на обыгрывании сюжетов, заимствованных из живописи и графики. Естественно, это экстремистское утверждение, но... сам я иногда “хватаю себя за руку” на том, что действительно выискиваю образы, почерпнутые мной у любимых художников. Правда, гораздо чаще я использую чисто фотографические стереотипы, “передирая” сюжеты знаменитых фотографов.
А возможен ли вообще в фотографии шедевр, по масштабу и силе оставляемого впечатления превосходящий лучшие живописные творения? Думается, что нет, да и, честно говоря, я не знаю ни одной такой фотографии. Хотя, дух войн и переворотов лучше фотографии все равно ничто не передаст... Обычно говорят о великих фотомастерах, но не о великих фотоснимках. Это весьма существенно. Довольно часто люди, узнав о том, что я - фотограф, заводят разговор о том, что фотография - одно из самых высоких искусств (есть в людях такое: они считают, наверное, что, восхваляя фотографию, они делают фотографу приятное). Я обычно делаю контрудар следующим вопросом: “Назовите-ка хотя бы трех выдающихся фотомастеров?” Как правило, не называют ни одного...
Отчасти это объясняется девальвацией визуальной информации в нашем обществе. Ее обесценением. Человек подойдет к фотоснимку с той установкой, что шедевра быть в фотографии не может, да и вообще фотографы - безнравственные и продажные люди - “папарацци”, одним словом. Даже если фотография действительно гениальна, понятно это станет лишь узкому кругу специалистов. Мысль обывателя движется приблизительно в таком ключе: “да я и сам могу на клавишу нажимать, а у вас получается лучше только потому, что вы чаще это делаете, натренировались...”
Плохая и хорошая фотографии… Вот я все болтаю об этом, но все-таки - чем они различаются по существу? Рискну сказать: хороший снимок - это цельность. Вернее, хороший снимок должен дарить ощущение цельности. Это - необходимое условие. Для достаточности нужна целая обойма свойств (и не думайте, что автор все их знает: дорого бы я поплатился за это знание…).
Понятие цельности нужно пояснить. Это - и гармония, и ощущение неподдельности, полноты и нерасчлененности. Цельность, скорее, субъективное понятие; она познается через свои слагаемые. Здесь применима только интуиция: глядя на конкретный снимок, можно сказать, хорош он или плох, а вот разложи его на составляющие - и получишь расчлененный труп.
Но произведение, вызывающее всеобщее одобрение - настораживает. Оно даже способно вызвать чувство какой-то ущербности. Ведь истинное произведение искусства всегда делит людей на одобряющих - и наоборот. Фотопроизведение - весьма гибкая система, существующая одновременно в идеальной, и в материальной форме. Наше отношение к фотоснимку (или к серии фотографий) может меняться. Я и сам не раз менял свое мнение к работам разных авторов; что-то в моих глазах возрастало, а по отношению к чему-то я даже сам потом удивлялся: и как я мог этим восхищаться? То есть, спорность (но не скандальность!) - неотъемлемая часть хорошего снимка. Когда споры прекратятся, фотография умрет...
Обращенная к физическому миру, фотография как бы защищает его от человеческой экспансии. Здесь я говорю о фотографии думающей, ведь люди, занимающиеся фотографией, редко различают добро и зло, которые несет их занятие.
Фотография до настоящего времени стоит “бельмом на глазу” у ортодоксальной эстетической науки (то есть, место ее в мировой культуре давно определено и она уверенно называется “искусством”, хотя, многих черт искусства она как раз и лишена). Одни рассматривают фотографию сквозь призму классических эстетических категорий, другие стремятся создать новую эстетику “средств массовой коммуникации”, но мало кто (но такие есть!) предполагает, что для полного осознания смысла фотографической деятельности, как минимум, необходимо пересматривать старый категориальный аппарат. Элементы подобного подхода сейчас появляются, но целостной системы я пока не видел. Нам же, смертным - остается копаться в частностях.
продолжение
